Книга Старая жена, или Развод с драконом, страница 79 – София Руд

Произношу слова и чувствую, как застывает сердце. Это страх. Страх того, что сейчас он одумается и оставит меня, а я уже привыкла к его поддержке и работе вдвоем, как с отцом. И все же, я поступаю правильно — нельзя, чтобы кто-то страдал из-за моих амбиций. Тем более такой хороший человек.

— Позволь мне решать, что для меня, старика, правильно, а что нет, — отвечает он с улыбкой, от которой на сердце становится легче.

Мы движемся недолго. Вскоре процессия останавливается у небольшого дома на отшибе. Слезая с повозки, замечаю странное ощущение — будто за нами следят. Оборачиваюсь, вглядываюсь в пустынную дорогу, но никого не вижу. Однако чувство остаётся, поселяется где-то между лопатками неприятным холодком.

— Тут не дворец, но других свободных домов не нашлось, — сообщает один из охранников.

Дом действительно скромный — типичная деревенская постройка с соломенной крышей, небольшими окнами и покосившимся крыльцом. Вокруг запущенный дворик, заросший сорняками, потрескавшийся колодец и старый плетень. Место выглядит обжитым, но едва ли ухоженным — словно жильцы уехали недавно, оставив все на произвол судьбы.

Мы с лекарем переглядываемся и киваем друг другу. Не дворец, но для лечения подойдет.

— Сначала подготовим комнату для больного, — сообщает Бартон, и наши сопровождающие начинают хлопотать, перенося какие-то вещи из кареты в дом.

Проходит почти час, прежде чем меня зовут внутрь. Вхожу в небольшую комнату, где на кровати, застеленной свежими простынями, лежит больной.

И в этот момент, черт возьми, я понимаю, к чему была вся эта суета…

На кровати лежит пожилой мужчина, лет шестидесяти-семидесяти, с аккуратно подстриженной седой бородой и глубокими морщинами на лбу. Одет скромно, но ткани добротные, недешевые. Судя по перстню на руке — человек состоятельный, возможно, торговец или землевладелец.

Дыхание его тяжелое, с присвистом, а лицо покрыто испариной, несмотря на прохладу в комнате. Каждый вдох дается ему с трудом, будто грудь сдавливает невидимый обруч.

— Наконец-то. Вот и вы, — шепчет он, увидев меня, силится улыбнуться, но это дается ему с трудом, а в серых, будто погасших глазах грусть и похоже безысходность.

— Тоже боитесь проклятых богами? — вдруг спрашивает он, не дав мне даже ответить на его приветствие.

Странный вопрос, от того молниеносно перевожу взгляд на наставника. Пациент теряет рассудок, или в этом мире и такое бывает?

— Другие лекари поставили господину Дайму диагноз «вечной жажды», — сообщает мне Бартон, и я смутно припоминаю, что уже читала о чем-то подобном в его заметках, но мало что запомнила, так как болезнь была почти мистифицированный. Однако приписка «неизлечима, быстротечна, летальна» сразу же всплыла перед глазами, и пальцы сжались в кулаки.

Пришлось потрудиться, чтобы не показать эмоций, хотя за годы работы в своем мире сдержанность стала привычкой, но здесь же я будто проживала жизнь заново. Скорее всего, дело в новом теле, в новом гормональном фоне, присущему этому возрасту, в котором я сейчас нахожусь. И потому некоторые мои реакции становятся более яркими, чем мне бы хотелось, но опыт помогает переключить внимание собеседников так быстро, чтобы они ничего не успели заметить.

— Как долго это продолжается, господин Дайм? — начинаю опрос и узнаю много деталей: о том, что постоянно хочет пить и есть, но при этом он худеет; о том, что порой трясутся руки и темнеет в глазах. Затем, следуя закону, использую обнаруживающий хвори артефакт, которым обычно лекари мужчины «осматривают» женщин, а тот светом указывает на сбои в организме, в области тех или иных зон. В нашем случае камень мигает, как новогодняя гирлянда, только настроение, увы, противное от праздничного.