Книга Порочные идеалы, страница 4 – Элвин Гамильтон

А когда об убийстве больше нечего было сказать, журналисты переключились на Нору.

Заголовки, как камешки, били по стенам ее уединения. Насмехались над ней, даже когда она сидела в сотне этажей над улицей, оккупированной фотографами. Они ждали, пока горюющая дочь что-нибудь выкинет.

Что ж. Если им нужно зрелище, Нора его устроит.

Она выбрала неприлично облегающее платье, сшитое из полосок переливающейся золотистой ткани. Оно было возмутительно полупрозрачным и то и дело норовило соскользнуть с плеч, намекая на то, чему не суждено случиться: об этом позаботятся вшитые в подкладку чары. Ее туфли от Шарля Люсье, единственные в своем роде, были изготовлены из витражного стекла и зачарованы прочнее стали. Макияж подчеркивал мираджийские черты лица, доставшиеся ей от рожденных в пустыне предков по отцовской линии. А самая яркая красная помада, имевшаяся в ее арсенале, будто заявляла: у Норы не бывает неприятностей, она сама – воплощенная неприятность.

Она вышла на сцену, чтобы всем продемонстрировать: она не сломлена.

Но на самом деле был лишь один способ доказать, что она все та же наследница, к которой они привыкли.

Победить в Испытаниях Веритас.

Этот заголовок появился в издании «Рупор». Ну еще бы.

Они напечатали фотографию, на которой Нора, облаченная в белую меховую накидку (позднее тоже где-то забытую), лукаво ухмылялась в камеру. Рядом располагался другой снимок, тот самый, запечатлевший безжизненное тело ее матери в залитом кровью переулке.

Вместе эти два снимка говорили громче тысячи слов: Нора предается веселью, когда тело ее матери едва успели предать земле. Нужно отдать должное этой желтой газетенке: никакая трагедия не смогла бы умерить их пылающую ненависть к Хольцфаллям.

– По-твоему, тут библиотека? – Владелец киоска смерил подозрительным взглядом растущую стопку газет в руках Норы. Похоже, он не заметил ее сходства с фотографиями. – Выбери что-нибудь одно и не загораживай проход.

Хм. Вот незадача. Нора была одной из состоятельнейших женщин в городе, но, конечно, денег с собой она не носила. Это делали официанты и обслуживающий персонал, а не Хольцфалли. Вздохнув, она сняла с пальца маленькое кольцо с рубином. Каждая газета стоила один зауб, а за кольцо Нора отдала больше десяти тысяч.

– Вот. – Она положила кольцо в блюдце для мелочи. – Думаю, этого хватит.

Сунув газету под мышку, она вновь направилась по широкому бульвару к бабушкиному дому. Владелец киоска крикнул ей вслед:

– Если это окажется латунь со стеклом, то лучше не попадайся мне на глаза!

Впервые с тех пор, как погибла мать, Нора искренне рассмеялась. Она помахала через плечо одной из газет, демонстрируя свое лицо на первой полосе:

– Так ты много газет не продашь.

Мгновение она полюбовалась его шокированным видом, а потом резко развернулась и побежала к особняку Хольцфаллей.

– Вставай, лентяйка.

Несколько мгновений, пока сон окончательно не развеялся, Лотти не могла понять, прозвучали ли эти слова наяву или только у нее в голове. Но, продираясь к сознанию через какофонию в ушах, она сообразила, что ни один из призраков в зарослях шиповника не говорил таким пронзительным голосом, как сестра Бригитта.