Книга Кровь в моих жилах, страница 122 – Татьяна Лаас

— Миша…

— Нет уж, выслушай меня, прошу. Мы поехали в больницу предупреждать Громова. Он нас отговорил. Итог: мертвый Ивашка. Он отговорил только тебя. Итог: мертвый Ивашка и я. Он не отговорил нас и…

— … и сам собрался с нами.

— Именно! Итог непредсказуем полностью — Громов слишком ослаблен, а дедушка слишком кровожаден… И гостеприимен. Лежать Громову в берлоге до весны бы в лучшем случае, рядом с Ивашкой… И наш, по-твоему неправильный, вариант. Мы не предупредили его, и он все равно рванул из больницы. Светлана, прими и пойми: это тип человека такой — он все равно бы рванул из больницы. В любом случае. Ты тут ничего не могла поделать. Так что извиняться мне, — закончил он неожиданно.

Светлана со словами Михаила не была согласна. Она не та, кто может позволить себе небезупречность. Она должна была предвидеть… Она обязана была все предусмотреть. Светлана искоса посмотрела на Мишку — ему будет легко на троне: он знает, что всегда есть те, кем можно пренебречь. Он это легко принимает. Для него это само собой разумеющееся — учтенные потери. К сожалению.

— Светлана… — Миша как-то виновато улыбнулся, паркуясь перед крыльцом хвостомоек.

Присутственное место Уземонского полицейского участка представляло из себя старый, прочно вросший в землю двухэтажный дом из почерневших от времени бревен с узкими, подслеповатыми окнами, явно прохудившейся крышей и палисадом с мокнущими под дождем голубыми виргинскими астрами. Дымок из трубы не вился. Шансов согреться в участке не было.

Светлана рассеянно отозвалась, сквозь струйки воды, льющиеся по стеклу, рассматривая улицу — выходить под дождь и холод не хотелось:

— Да, Миша?

Он поймал её за руку и одобрительно пожал:

— Извиняться перед хвостомойками буду я. Это только моя вина, поверь!

Она заставила себя храбро улыбнуться в ответ — Миша же ждал этой улыбки, — и первой направилась в участок, быстро пробегая от магомобиля под защиту крыльца. Дождь обиделся и залил холодную струйку воды за шиворот Светлане с деревянного козырька с обломанным резным кружевом — и кому оно помешало?

Две неприятно проседавшие под ногами ступени крыльца вели в упоительно теплый, пропахший мужчинами, ваксой и лекарствами присутственный зал, в котором жались к друг другу два стола помощников пристава, конторка письмоводителя, ряд стульев для посетителей, пустых, кстати, и пустая же арестантская клеть. В дальнем углу, возле двери, ведущей в кабинет пристава, располагалась печь «Контрамарка». Удивительное дело — она была растоплена. Светлана, здороваясь на ходу с бледным, еле вставшим в приветствии со своего места за столом Петровым и пьяно рванувшим к ней Демьяном, удачно перехваченным Михаилом и тут же магически протрезвленным, подошла к железному, круглому боку печи и прижала ладони в попытке согреться. Печь топили давно, утром, наверное. Светлана развернулась к мужчинам, блаженно прижимаясь спиной к железному боку печи. Тепло затопило её с головы до ног — только сейчас она поняла, насколько продрогла в Нави.

Демьян хлюпнул носом и обиженно заворчал, вырываясь из рук Михаила и возвращаясь к своему столу, заваленному бумагами, картонными папками и какими-то коробками:

— Светлана Лексеевна, вот нестыдно вам на берендея без меня ходить! — Впрочем, сел он не на стул — пристроился на столе, готовый бежать куда-нибудь по первому зову. Папки угрожающе накренились, собираясь падать. По Демьяну не было видно, что он сильно исстрадался.