Книга Кровь в моих жилах, страница 134 – Татьяна Лаас

Он склонил голову, кажется, пряча смешинки в уголках губ:

— Тогда я поработаю чуть-чуть, очень тихо.

— Вы смеетесь надо мной?

Он легко признался:

— Еще никто не ругался моим именем. Спите, Светлана Алексеевна.

Громов пошел за свой стол, а Светлана, провожая его взглядом в спину и прижимая к груди веточку-амулет, медленно погрузилась в сон. Черный-черный-черный сон. Потом в нем появился холод, пузырьки воздуха, уходящие куда-то вверх, боль в раненой ноге. Потом чернота раздалась в стороны яркими огнями высоких северных звезд и криками умирающих и тонущих. Светлана вновь барахталась в той ночи, которую почти не помнила.

Хорошо, что в этот раз её кошмары менялись быстро, как в калейдоскопе.

Жар печи, в которую её чуть не утащил Жердяй. Он их с Айратом полночи караулил в забытой богом лесной избушке. Когда Жердяй совсем обезумел от одиночества, он сунул длинную тощую руку в трубу и попытался поймать Светлану через топку. Ожог на левой руке потом сходил долго и больно. Когда появились первые деньги, она у ведьмы удаляла шрамы.

Бешеный бег прочь от голодного волкодлака — тогда она спаслась просто чудом: успела добежать до полуразрушенной сельской церкви и спрятаться на освященной земле. Еще тогда её спас мел, которым она нарисовала круг на полу. С мелом она еще долго потом не расставалась. Не расставалась бы и с солью, но она для неё была слишком дорогой.

Голод. Он её преследовал долго. Годами. Пока не вышла на службу… Она помнила, как пахла чужая еда: восхитительно и безумно недоступно. Чесноком, сливочным маслом, чуть-чуть укропом и копченостями. Светлана не поняла, откуда на агонирующем десять лет назад побережье Балтики взялись сливочное масло и копчености. Она осторожно приоткрыла глаза, принюхалась и поняла, что это всего лишь господа хвостомойки решили ужинать. А у неё нет денег, кроме долгов. Желудок, казалось, присох к спине. Кто там говорил, что сон заменяет еду? Светлана не помнила, но снова плотно закрыла глаза и изобразила сон. Громов же догадается разбудить её, когда Агриппина Сергеевна принесет одежду? Скорей бы.

Действие мази сошло на нет, и теперь было просто приятно тепло под одеялом, пропахшим корицей и бергамотом. Светлана старалась не думать, что это запах Александра. Еремеевича, конечно.

— Светлана Алексеевна, ужинать будете? — мягко, совсем по-домашнему спросил Громов.

Она сглотнула.

— У вас дыхание изменилось — значит, вы проснулись.

Заскрипел ножками по полу стул — Громов, кажется, встал.

— Я выйду ненадолго, чтобы вы могли привести себя в порядок. Уборная по коридору направо — там не заблудитесь. Владимир уже ушел, сейчас тут только мы с вами, да меняющиеся на ночь городовые на своей половине.

Он вышел в залу, давая Светлане возможность выбраться из плена одеяла и, накинув шлафрок, привести себя в порядок. Умываясь и тщательно разглядывая себя в небольшое зеркало над умывальником в уборной, Светлана вздохнула — краше в гроб кладут: бледная кожа, тени под глазами, волосы слиплись сосульками. Еще и живот то и дело урчит, требуя еду. И почему ей не дана бытовая магия? Почему ей проще уничтожить всех случайных свидетелей её растрепанного вида, чем привести себя в порядок?

Ответ был прост: потому что она нечисть по происхождению. Сейчас даже выглядит соответственно. Она пятерней, как могла, пригладила волосы и, шаркая ногами в огромных для неё туфлях, вернулась в кабинет.