Книга Предзимье. Осень+зима, страница 58 – Татьяна Лаас

— Скунсик, как ты?

Ей на лоб легло прохладное полотенце. Гордей — чудо, когда не работает мозголомом.

Тая поморщилась:

— Жива. Лучше ты расскажи, что удалось узнать. Что-нибудь нашел?

В кружке шипеть перестало, и Тая принялась пить отдающее горечью, которую не мог спрятать лимонный вкус, лекарство. Вчера Гордей говорил, что дома только армейские пайки, а сейчас он приготовил свежий салат — значит, как минимум уже куда-то бегал. Ближайший магазин у вокзала или в деревне за железкой. Быть может, Гордей по пути что-то нашел или разузнал. Все же человеческий нюх и нюх волкодлака — разные вещи.

— Да как тебе сказать…

Гордей оперся спиной на холодильник и сложил руки на груди, разглядывая Таю. Той за позу ленивой морской звезды, студнем расползшейся на стуле, было не стыдно. Некоторые после Метелицы вообще в больницу отправлялись с прожаренными мозгами. У Таи же просто болела голова. Она её откинула на спинку стула, из-под ресниц рассматривая Гордея.

— Кое-что нашел. Утром вышел на прогулку — Зимовский был на выезде уже. Злой, как черт — меня не подпустил к месту происшествия. Нашелся очередной магмод в леске у железки. Как я понял: он возвращался пьяным домой, залез зачем-то на дерево, с него же навернулся и так неудачно, что шею свернул.

Тая сцепила зубы — возможно, что-то подобное ждало Метелицу, не забери она его из участка.

Гордей посмотрел на неё виновато:

— Я бы так не сглупил. Я бы выкрутился. — Он дипломатично для Таи добавил: — Возможно.

Он поменял полотенце на Таином лбу на новое — восхитительно ледяное. Специально достал его из морозилки.

— Колыбельная звучала? — спросила Тая.

Он пожал плечами, убирая с конфорки сковороду:

— Так… Мне-то откуда знать? Я же говорю: там Зимовский зло кидался на всех, особенно на меня. А я что? Я мимо вообще-то проходил. Я потом, как полиция оттуда уберется, пройдусь сам, посмотрю все.

Тая с сожалением выпрямилась, еле успела поймать сползающее со лба полотенце, достала походник и набрала номер Зимовского. Надо! Если он и расскажет что-то, то только ей, а не Гордею.

Голос Зимовского был чудно холоден в ответ на её пожелание доброго утра.

— Да, Таисия Саввовна? Слушаю вас внимательно.

Она заставила себя говорить мягче — он же предупреждал, что на подвиги его стимулирует ласковое обращение:

— Илья Андреевич, я хотела спросить: сегодня ночью на полицейской волне колыбельная звучала?

— Звучала. — Голос его даже стал чуть теплее. — В полночь. Могу я в свою очередь спросить?

— Конечно.

Она даже знала его вопрос.

— Вам что-то необычное снилось?

— Простите, нет. Мне не до того ночью было. — Она не выдержала и потерла висок — голова просто разваливалась. Гордей, когда ломится в воспоминания, подобен слону в посудной лавке. На лоб снова легло полотенце — новое, опять из морозилки. Лучше бы он грелку со льдом сделал, хотя тут, наверное, нет грелок. — Спасибо, Го… Сергей.

Арктически-холодно, даже эдак зубовзрывательно прозвучало в трубке, заставляя Метелицу хмыкать:

— Что ж, спасибо за откровенность, больше не буду отвлекать вас, Таисия Саввовна.

Тая попрощалась и долго смотрела в экран походника, пытаясь понять, что же это сейчас было?

Метелица потер подбородок и пояснил для болеющих с утра:

— Скунсик, а тебя приревновали.

— К кому? — Тая подняла на Гордея старательно недоумевающие глаза.