Книга Журавли летят на запад, страница 18 – Анна Рябинина

Где сейчас эти воспоминания? Почему сейчас от него остались только едкие слезы да мысли о прошлом? Когда он успел потерять все, что у него было?

Может быть, он потерял все, когда ступил на палубу, впрочем, этого он уже никогда не узнает.

– Ну, как вам? – Господин Эр улыбается, глядя на них. Сунь Ань и Чжоу Хань крепко держатся за руки и смотрят во все глаза на новый город.

В парижском порту пахнет плесенью, чем-то горьким и рыбой, всюду снуют толпы людей, и их гораздо больше, чем в порту дома, словно кто-то взял Францию в ладони и сжал так, что все улочки и дома съехались в одну точку. Сунь Ань очень боится потерять Чжоу Ханя, потому постоянно оборачивается, чтобы проверить, идет ли он рядом.

– Шумно, – признается Сунь Ань.

– Ну конечно, это же Париж, – смеется господин Эр.

– А куда мы сейчас?

– Надо найти квартиру.

Сунь Ань крутит в голове новое слово – «квартира». Оно звучит непохоже на «дом», значит, наверное, люди в этом городе живут как-то по-другому.

– У нас не будет дома? – удивляется он.

– Не будет, – качает головой господин Эр.

– Тут ни у кого нет домов? – уточняет Чжоу Хань. – А дворцов?

– Есть, конечно, – господин Эр мягко улыбается. – Но далеко не у всех.

– Их тоже забирает император, потому что считает, что так лучше? – Сунь Ань вертел в голове слова матери про императора довольно давно, но пока что так и не смог их до конца понять. Значит ли это, что теперь у них другой правитель, который будет ими обладать?

– Во Франции нет императоров, – господин Эр замолкает. – Точнее, сейчас есть, но это не ваши, китайские, да и не думаю, что это надолго.

– А кто же тогда знает, как лучше? – Сунь Ань перепрыгивает через лужу и тянет Чжоу Ханя за собой.

– Люди, – на лице господина Эра расцветает широкая, гордая улыбка. Так улыбались мамины служанки, когда им удавалось починить совсем плохо выглядящее платье или быстро найти Принцессу.

– А они не перессорятся, решая, как лучше? – задумывается Чжоу Хань. – Мамы постоянно ссорились дома, а их же было не так много, как тут людей, – он подходит ближе к Сунь Аню, чтобы его не затоптали взрослые с пузатыми от вещей чемоданами.

Господин Эр задумывается.

– Это сложный вопрос, – говорит он в итоге. – Объясню вам, когда станете постарше, хорошо?

И господин Эр правда пытался объяснить, хотя даже спустя несколько лет Сунь Ань так и не понял. Он рисовал схемы – президент, парламент, король, генеральные штаты, Учредительное собрание; буквы чужого языка сталкивались на страницах, дрались, протыкая округлые бока пиками колотых окончаний, наползали на стрелочки. Он рисовал портреты, которые находил в книгах – пышный, похожий на облако парик Робеспьера, Марат, раскинувшийся на белых простынях, как античный герой, кудри, похожие на опасный водопад, Людовика Четырнадцатого, Короля-Солнца. Он все никак не мог понять – почему король хотел быть солнцем, если Небо лишь одобряет? Разве он не боялся, что боги его за это покарают?

– Он и был богом, – смеялся господин Эр, а Сунь Ань не понимал, от чего этот смех.

Он до сих пор помнит, как сложно жилось в Париже первое время: он не знал язык, он не знал людей, которые там жили, он казался себе воздушным змеем, оторвавшимся от веточки и улетевшим туда, где никто не сможет его найти. Он часами сидел за столом и учил французские слова, которые комкались на языке, как бумага, которую он заливал слезами тоски по дому.