Книга Хозяйка разрушенной крепости, страница 3 – Любовь Оболенская

Тяжесть в груди исчезла, дышать стало легче.

Правда, я почему-то подсознательно опасалась открыть глаза. Наверно, оттого, что вокруг меня не было слышно отдаленного лая деревенских собак, шума ветра в листве яблонь, растущих на моем участке, – да и, несмотря на то, что дышалось мне намного свободнее, вдыхаемый воздух пах гарью и удушливой сыростью…

Внезапно чей-то чужой, незнакомый голос проговорил мне прямо в ухо:

– Вы спите, леди Элейн? Проявите немного уважения к предстоящей церемонии оглашения завещания, ждать осталось уже недолго.

Разумеется, от удивления я тут же открыла глаза – сколько живу на свете, меня по-всякому называли: Ленкой, Аленкой, позже Еленой Антоновной, на работе коллеги-строители за характер прозвали Еленобетоном. Но вот «леди Элейн» – это что-то новенькое.

Открыла я, значит, глаза…

И тут же очень захотела их закрыть.

Ну неприятно же осознавать себя внутри галлюцинации – слишком четкой и крайне похожей на реальность. Сразу приходит понимание, что где-то там, за ее границами, суетятся санитары, а степенные психиатры в белых халатах задумчиво почесывают переносицы и протирают тряпочками стекла своих очков, пытаясь определиться с диагнозом и лечением.

Но тут же следом за этой пришла другая мысль. Что сейчас вот сделают мне укол, а я так и не рассмотрю эту самую галлюцинацию. О чем потом, скорее всего, пожалею. Не так часто в моей жизни случались новые впечатления, а тут прям как внутри фильма сижу. Правда, довольно бюджетного, где его создатели поскупились на реквизит и костюмы…

От меня сейчас, гордо подняв голову и бросая в мою сторону неодобрительные взгляды, отходил высокий старик в черной мантии и шапочке того же цвета. Двигался он к столу, заваленному кусками кожи, часто оборванными по краям, на которых виднелись какие-то надписи…

Действие галлюцинации происходило в каменном мешке с узкими продольными щелями в стенах, заменяющими окна. Сквозь эти бойницы проникал скудный солнечный свет, явно недостаточный для освещения комнаты, сырой и холодной, как дно старого колодца. Потому между щелей-бойниц были вбиты в стены металлические держатели с плошками, внутри которых горело что-то на редкость вонючее. Света от этих приспособлений было немного, зато чада и копоти – более чем достаточно.

Кстати, помимо старика и меня в комнате находилось еще несколько человек, одетых довольно убого, но с некоторой претензией на эдакую средневековую элегантность. Может, лет с тысячу назад такие одеяния были бы популярны, но сейчас они выглядели нелепо даже для бреда.

А потом в поле моего зрения попали мои руки – и нарастающая тревожность немного отпустила.

Когда понимаешь, что тронулся умом и это неотвратимо, становится проще жить на свете. Ну правильно, куда теперь спешить, когда все ясно?

Правильно, некуда.

Крыша улетела в астрал, и теперь лишь остается разглядывать свои руки с обгрызенными ногтями, но зато без малейших признаков артрита, выступающих вен и морщин, которые с каждым годом становятся все глубже и явственнее вне зависимости от того, как часто ты умащиваешь их всякими чудодейственными кремами. Если я правильно помню, такие руки, гладкие и мягкие с виду, у меня были лет в двадцать – хотя сейчас то время уже кажется настолько далеким, словно давно прошедшая молодость была фактом не моей биографии…