Книга Хозяйка старой пасеки 3, страница 24 – Наталья Шнейдер

Интересно, только ли в убийстве старухи он меня подозревает или еще что собирается инкриминировать? Контрабандный чай, например?

Иван Михайлович всплеснул руками.

— Как я бестактен! Глафира Андреевна, простите старого дурня! И ни в коем случае не принимайте…

— Что вы, Иван Михайлович! За что же мне обижаться на вас? — Я покосилась на исправника, сидевшего с невинным видом. — Из песни слов не выкинешь. Я действительно болела, правда, причина была вполне очевидна. Как сказал отец Василий, зло довольно изобретательно и без подсказок потусторонних сил. К счастью, сейчас я здорова. Не могу назвать это иначе как чудом, дарованным мне Господом, но я не собираюсь пренебрегать этим чудом и постараюсь сделать все, чтобы оно произошло не напрасно.

Сущая правда, между прочим.

— И, конечно, Кирилл Аркадьевич, находясь здесь по долгу службы, имеет право быть бестактным, — продолжала я.

Стрельцов покаянно склонил голову:

— Прошу прощения, Глафира Андреевна. Иногда я в самом деле веду себя как сущий солдафон.

Так я и поверила, что он не уследил за языком! Вопрос только — с какой целью?

— Не расстраивайся, Глаша, — прощебетала Варенька. — На самом деле я очень рада, что ты здорова! Что бы мы все без тебя делали!

Как же я устала от намеков различной толщины и разговоров с двойным, а то и тройным дном! Я посмотрела исправнику в глаза.

— Вы не успели спросить Ивана Михайловича, возможно ли изобразить душевную болезнь. Думаю, я смогу ответить вместо него. Возможно. Даже сломанную кость не всегда можно определить сразу, что уж говорить о сломанном разуме? Только Господу ведомо, что в душе у человека, а люди, пусть даже врачи, вынуждены делать выводы из того, что видят. Или из того, что им показывают.

Стрельцов снова едва заметно склонил голову.

— Вы совершенно правы, Глафира Андреевна. Умный человек не выворачивает душу всем подряд, а показывает лишь то, что хочет показать. Но тем интересней все же увидеть его настоящим.

Ах, так? Сам напросился!

— В самом деле. Не каждый позволит застать себя без мундира… — я скопировала его полуулыбку, — в который почти все из нас запаковывают свою душу. Наверное, только священникам часто доводится видеть обнаженные человеческие души. Что скажете, отец Василий? — повернулась я к священнику.

Стрельцов стиснул черенок вилки, но перебивать священника не мог. Неприлично. В кои-то веки приличия играют на моей стороне!

— Не так часто, как вы думаете, Глафира Андреевна, — задумчиво произнес отец Василий. — Большинство людей лгут себе даже охотнее, чем другим, и не осмеливаются быть собой даже перед лицом Господа нашего. Пожалуй, тут снова к Ивану Михайловичу. Говорят, страдания очищают, а кому, как не доктору, знать о страданиях?

Глаза Вареньки начали стекленеть — похоже, оборот, который приняла беседа, стал ей скучен.

— Я бы не сказал, что страдания очищают, — медленно проговорил доктор. — Они обнажают душу. А души, как и тела, бывают разными. Иные прекрасны, иные — в шрамах…

Я не удержалась — глянула на Стрельцова. На скулах исправника заиграл румянец.

— … а некоторые просто уродливы, — закончил доктор.

— Мне кажется, иные шрамы могут быть интересней гладкой, но безликой красоты, — не удержалась я. — Шрамы, которые мы носим на теле и душе, — свидетельство того, что мы оказались сильнее того, что пыталось нас убить. Возможно, это что-то искалечило нас непоправимо, но все же — мы оказались сильнее. Потому что мы живы. И будем жить.