Книга Хозяйка старой пасеки 3, страница 90 – Наталья Шнейдер

Я решила, что пошлю утром Митьку, как самого взрослого и относительно разумного, и попрошу договориться о телеге.

Нужно было распорядиться, чтобы завтра с утра девочки приготовили поминальный обед для отца Василия и тех, кто будет помогать мне с похоронами. Хорошо, что в этот раз гостей немного. Все же Савелий, хоть и дворянин, не был мне родственником. Значит, я могла не звать всех соседей и не думать, как не ударить лицом в грязь перед дворянами. Мужикам хватит куриной лапши, кутьи и блинов. Можно еще с вечера поставить кашу с медвежатиной, деревенские не так часто едят мясо, пусть порадуются.

Нужно было собрать, наконец, всех желающих учиться в классе — я превратила в него пустовавший флигель. Проверить, как сделаны церы у тех, кто получил инструкции раньше. Проинструктировать остальных, как изготовить дощечки для письма. Пока выдать всем перья и бумагу, чтобы хоть как-то поставить руки, и объяснить, что палочки и крючочки — это не «дребедень», а нужный этап подготовки. Вроде как девки сперва просто полотенца подрубают, а только потом уж берутся за рубахи да сарафаны, когда руки к игле привыкнут. Или как парней не сразу допускают избу ставить, сперва пусть дрова рубить научатся, деревья валить и сучья обрубать.

Урок давался неожиданно тяжело. Сложно было подбирать нужные слова, следить за всеми, поправлять и подбадривать. Вроде и класс небольшой — не сравнить с привычными мне. Но дома я строила на готовом фундаменте, а здесь приходится самой рыть котлован среди камней вековых суеверий. Доказывать пользу каждого крючочка людям, привыкшим, что грамота — это блажь, от которой можно и ума лишиться. Хорошо хоть с мелкой моторикой у всех было неплохо. Стеша привыкла шить и прясть, мальчики — плести лапти, резать ложки и игрушки малышам.

Самое противное — что я была сейчас далеко не в лучшей форме. Любой учитель знает, как тяжело вести занятия, когда у самой на душе раздрай. Все это вместе выматывало куда сильнее, чем целый класс двоечников.

Но как горели глаза у мальчишек, когда я начала собирать на доске крючки и палочки в буквы, а буквы — в слова. Самые простые и понятные. Пёс. Дым. Луг. Воз. Как старательно они перерисовывали их себе на церы! Это стоило и моего времени, и моей усталости.

После урока я вспомнила про недоделанный амулет из медвежьего когтя. Дарить его я уже не собиралась совершенно точно, но эта работа тоже требовала полной концентрации внимания. Возиться с расплавленным оловом все же лучше, чем ворочаться в постели, безуспешно пытаясь заснуть. А так можно пристроить чугунный половник среди печных углей, наблюдая, как оплывают в нем старые пуговицы, и одновременно чувствуя, как в огне плавятся и тают дурные мысли. Потом, подхватив половник тряпкой, вылить металл в форму.

— Глаша, а когда можно будет посмотреть? — шепнула Варенька.

— Завтра. Пусть остынет спокойно. Вечером достанем из формы, очистим и отполируем, сколько успеем.

— А потом? — полюбопытствовала она.

— Потом будем украшать.

Олово само по себе серое, скучное. Не то чтобы меня беспокоило, какое впечатление оно произведет на графа, которому я все равно не собиралась ничего дарить. Но если уж делать — так делать хорошо.

У Вареньки загорелись глаза.

— А как?

— Сперва протравим узор, а потом зачерним и снова отполируем.