Книга Харчевня «Три таракана» история выживания на гномьем торжище, страница 131 – Юлия Арниева

Я посмотрела на свои руки. Дрожащие от усталости, ссаженные, в ссадинах. Руки техномага. Руки, способные вкладывать волю в металл, оживлять мертвую материю.

Это убьет тебя.

Или нет? Картина на рунах показывала человека, окруженного светом. Но жив ли он после? Сохранил ли ясность ума? Или превратился в выжженную оболочку, как те безумные техномаги из рассказа Сорена?

У тебя нет выбора…

Руки сами потянулись к свертку. Развернули ткань. Сердце Голема лежало на ладонях, теплое, пульсирующее, живое. Кристалл внутри светился ярче, откликаясь на близость спящего гиганта.

Я сделала шаг к выемке. Потом еще один.

Встала на край. Посмотрела вниз, в темноту каменного углубления. Оно было не глубоким, но достаточным, чтобы полностью окружить человека, прижать его к груди голема со всех сторон.

Как объятие. Или как гроб.

Гул воды превратился в рев. Пол задрожал под ногами. Где-то в глубине раздался треск — еще один обвал? Время вышло.

Я зажмурилась. Сделала глубокий вдох. И шагнула в выемку.

Камень окружил меня со всех сторон. Холодный, твердый, давящий. Я прижала Сердце к груди, чувствуя, как его пульсация ускоряется, синхронизируется с биением моего сердца.

И потянулась к нему своим даром.

Магия тотчас хлынула из меня потоком. Не контролируемым, как при создании механизмов. Бурным, безудержным, словно прорвало плотину. Я чувствовала, как она втекает в Сердце, течет по металлическим прутьям решетки, наполняет кристалл, разливается дальше, в саму грудь голема.

Руны под моими ногами вспыхнули ослепительным светом. Свет побежал по каменному торсу, прочерчивая линии, образуя узоры, заполняя каждую трещину, каждую выемку.

Снизу донесся встревоженный крик.

А потом раздался скрежет.

Низкий, протяжный, идущий изнутри самого камня. Скрежет металла по камню, камня по металлу, древних механизмов, просыпающихся после тысячелетнего сна.

И меня стало затягивать.

Выемка, окружавшая меня, вдруг задвигалась. Стенки сомкнулись ближе, прижимая с боков. Я попыталась отступить, но было поздно. Камень был повсюду, давил, сжимал, не давал вырваться.

Паника захлестнула волной. Я дернулась, пытаясь освободиться, но давление только усилилось. Сердце в моих руках пульсировало все быстрее, все ярче, вытягивая магию, высасывая ее, как губка воду.

Сознание начало затуманиваться. Где-то далеко я слышала голоса. Искаженные, словно доносящиеся из-под воды.

— … что с ней⁈

— … свет! Слишком много света!

— … останови это!

А потом голос, который я узнала бы из тысячи. Голос Сорена, рычащий, полный такой ярости, какой я никогда в нем не слышала:

— ТЫ ЗНАЛ! ПРОКЛЯТЬЕ, ТЫ ЗНАЛ, ЧТО ЭТО ПРОИЗОЙДЕТ!

И тьма поглотила меня целиком.

Я была всем и ничем. Теплым светом, который пробивался сквозь занавески в маленькой квартирке, и холодным неоном офисной лампы, гудящей над головой. Я была запахом свежескошенной травы и кислой вонью пролитого пива в харчевне. Я была скрипом пера по бумаге в отцовском кабинете и бездушным писком сканера в супермаркете.

Я была Екатериной. Сорок три года усталости. Одиночество, такое привычное, что стало второй кожей. Утлая квартирка на окраине, пахнущая пылью и несбывшимися надеждами. Работа, высасывающая душу по капле, превращающая дни в серую, однообразную массу. Морщинки у глаз. Тусклые волосы. Вечная диета, вечная нехватка денег, вечное ожидание чего-то, что так никогда и не наступило. Жизнь, которая закончилась, так и не начавшись.