Книга Светоч Йотунхейма, страница 32 – Елизавета Дворецкая

– Мой отец искал ее долго – целых три года. Обошел все леса, все горы. Он с молодости любил охоту, а после неудачной свадьбы почти перестал бывать дома. Он искал зимой и летом, жил в лесу у какого-то колдуна, и тот научил его понимать речь животных.

– А он не оборотень? – отчасти смущенно полюбопытствовал Хаки. – Про него рассказывают… ну, что его не зря Оленем прозвали. Что он умеет оборачиваться оленем и даже…

– Что – даже?

– Осенью оленух гоняет! – рассмеялся Хаки. – А что, чего худого?

– Ты хочешь сказать, что у меня имеются сводные братья – олени? – Рагнхильд в выразительном возмущении подняла брови, даже перестала вращать дощечки.

– Ну а почему тогда он не убивает оленей? Ведь это правда? Потому и не убивает, что не хочет перебить своих жен и детей.

– Ты разве не видел у нас в медовом зале оленьи рога на стенах? Это все его добыча. Так что мой отец вовсе не в родстве с оленями. Три года он странствовал и расспрашивал всех, не слышал ли кто о пропавшей девушке. Но никто ничего не знал. А через три года ему приснился сон, что он должен повторить путь своего предка, Гора, который в поисках пропавшей сестры плыл по морю и приехал в Данию. Это было весной, и отец тут же велел готовить корабль. И он приплыл в Данию. Мальфрид он там не нашел, но зато встретил мою мать, дочь датского конунга Харальда Ворона. Там мой отец женился, а потом вернулся домой уже с женой. И вот готовят пир в честь его возвращения и женитьбы… – Рагнхильд столько раз слышала эту сагу и столько раз сама ее рассказывала, что теперь говорила, будто сказитель. – И вечером, перед самым началом пира, приходит вдруг в дом одна старуха и просит допустить ее к молодой королеве. Ее хотели прогнать, но моя мать велела, чтобы ее пропустили: вдруг у нее какая нужда?

…Это Рагнхильд еще мягко выразилась: хотели прогнать. Увидев старуху, челядь окаменела, и в оживленном покое, полном людей, вдруг стало тихо. Все отлично знали о случившемся три года назад, когда молодой Сигурд конунг хотел жениться на красавице Мальфрид: кто сам помнил, а кто слышал от других. Никто не мог сказать, та ли это старуха или другая: облика той ведьмы, которая сглазила йомфру Мальфрид, никто не помнил, но и эту новую гостью никто не знал. Ее не вытолкали взашей только из-за страха: а вдруг возьмет и превратится в медведицу или чего похуже?

Лишь молодая королева Тюррни сохраняла спокойствие.

– Что тебе нужно, добрая женщина? – приветливо обратилась она к пришедшей. – Хочешь быть гостьей у нас на пиру?

На молодой госпоже Тюррни был ее лучший наряд, привезенный из Дании: рубаха из тонкого льна, выкрашенная в ярко-синий, платье, вытканное красивым узором из нитей красной шерсти и золотисто-желтого шелка, с отделкой из греческого блестящего самита, с узором в виде крылатых псов. Но попроси старуха ее платье, Тюррни отдала бы его без возражений.

– Я бы с радостью, но не до пиров мне сейчас, – проскрипела старуха. Она так сильно горбилась, что ей стоило немалого труда смотреть перед собой, чтобы видеть королеву. – Моя дочь рожает и никак не может разродиться. А прошел слух, будто ты, королева, благословлена дисами и можешь помочь любой роженице.

– Это так. Ты хочешь, чтобы я сейчас пошла с тобой?

– Поистине было бы доброе дело!