Книга Сошествие в Аид, страница 172 – Хейзел Райли

— Мило, конечно. Но насчёт Аполлона — сомневаюсь. Он на меня вообще не смотрит.

Афродита морщит носик и закидывает солнечные очки на затылок — на меня выстреливают два лазурных прожектора.

— В последний раз я видела, как Аполлон избегает смотреть девушке в глаза, когда он встретил Вайолет.

Гермес напрягается. Мне и самой неуютно, но его реакция даёт понять, что Афродита зря это сказала.

— Да? — тяну.

— Аполлон держится от тебя подальше, потому что уверен: у него нет шансов, — бормочет Гермес, глядя на кристальную волну. — Он держится подальше от всех после того, как первая любовь предпочла его брата. Теперь он даже не пытается.

— Ну, — вздыхает Афродита, — в этом конкретном случае он не пытается ещё и потому, что когда Хайдес и Хейвен оказываются в одной комнате, сразу видно, как вы…

Я жду продолжения, но она захлопывает рот, сжимая губы в тонкую линию.

— Как мы…? — подталкиваю, внезапно нервничая.

Она откашливается:

— Ничего. Прости, глупости сказала.

— Афродита…

— Сразу видно, как вы влюбляетесь друг в друга, — выпаливает Гермес. Он садится, лоб хмурится — то ли от тревоги, то ли от серьёзности момента.

Я открываю рот, чтобы блестяще опровергнуть — и выдаю жалкое:

— Вы преувеличиваете. — Браво, Хейвен. Прирождённый оратор. Хорошо ещё, что я изучаю право. Это же так и скажу в суде, когда моего клиента обвинят в убийстве: «Вы преувеличиваете, Ваша честь».

— Хейвен, вы, может, и не замечаете — вы такие похожие, что мне иногда страшно, — отвечает Гермес. — Упрямые, несговорчивые, обидчивые, бешеные и провокаторы. И вы влюбляетесь.

— Нет единственной «второй половинки» на всю жизнь, — добавляет Афродита. — Нам встречаются многие, кого мы способны любить. С каждым из них можно быть счастливыми. Но есть тот самый — любовь раз в жизни. Та, что делает тебя более целой, и ты не узнаешь об этом, пока не почувствуешь.

Я смотрю то на него, то на неё. Почему они говорят о влюблённости такими встревоженными голосами и с такими печальными лицами?

— Влюблённость — это не плохо. Почему вы говорите об этом так?

Афродита склоняет голову и перебирает голубую верёвочку на щиколотке с подвеской-сердцем.

— Быть влюблённым и влюбляться — разные вещи. Когда ты влюблена, связь ничто не разрушит. Когда ты только влюбляешься — миллиард причин может всё испортить.

— И что за «миллиарды причин» могут встать между мной и Хайдесом? — спрашиваю. Вся эта беседа звучит бредово.

Она смотрит прямо в глаза. У неё всегда был мягкий, ровный взгляд — единственная из братьев, кто ни разу не показал ни высокомерия, ни злости. Но сейчас за добротой прячется другое.

— Наши родители никогда не позволят такой связи. Так же как твой брат скорее согласится видеть тебя монахиней, чем рядом с Хайдесом. И есть вещи, которые больше тебя — и даже больше нас.

Я утаптываю тёплый песок пальцами ног, ошарашенная. Я понимаю, что у них, как у семьи, много тайного, но неужели между мной и Хайдесом всё настолько сложно? И главное — они правы? Мы ещё можем отступить и выйти целыми? Я правда влюбляюсь? И он — в меня?

— А вот кто с нами, — раздаётся за спиной знакомый голос. Тень закрывает мне солнце. Хайдес во всей красе смотрит на меня, хищно усмехаясь. — Ты меня ждала, чтобы намазать крем?

Хочу уже сказать ему «нет», но Гермес швыряет тюбик, и Хайдес ловит его на лету. Аполлон, шагах в нескольких, стоит как вкопанный и смотрит в никуда. Афродита подвинется на шезлонге и гладит его по щеке — от этого жеста у меня в груди всё тает.