Книга Адептка второго плана, страница 19 – Надежда Мамаева

– Наконец-то вы очнулись, юная леди, – произнес седовласый маг.

Да, именно чародей, а не обычный человек. Потому как у простых людей волосы не развеваются в воздухе облаком, их тело не окутывает сияние, а от рук, которыми тебя держат, по телу не расходится мягкое, успокаивающее тепло, действующее одновременно и бодряще, и убаюкивающе.

– Признаться, вы меня изрядно напугали, Кимерина, – меж тем продолжил седовласый и, отпустив меня, собрал свои волосы, которые разметались по чуть сутулым плечам, стянул спутанные пряди в тугой хвост ремешком и выдохнул.

Этот звук словно послужил сигналом, по которому тут же запричитала моя матушка:

– Многоуважаемый целитель Фольдрик, у нее сегодня это не первый раз. В академии, когда мы забирали дочь, было то же самое. Лекарь в лазарете сказал, что она провалилась в глубокий обморок.

– Настолько глубокий, что почти достигла дна.

– Какого? – непонимающе захлопав глазами, спросила матушка.

– Могилы, – охотно отозвался седовласый и пояснил: – Я сейчас вернул вашу дочь практически с того света: мало того что у нее остановилось сердце и дыхание, так и душа почти разорвала связь с телом. Чудо, что я смог ее дозваться.

Я, в этот момент севшая на постели (лежать было уж очень жестко и жарко), увидела, как после слов господина, которого баронесса величала не иначе как многоуважаемый, она побледнела, прижала руку ко рту и охнула, потеряв дар речи.

Седой тип, выдернувший меня в этот бред, тоже не спешил нарушать воцарившееся безмолвие. А я, чувствуя себя неуютно, заерзала и попыталась прикрыться одеялом. В тишине раздался скрип. Я остановилась, чувствуя неловкость и ответственность момента, и после попыталась действовать как можно тише. Но доска кровати не прониклась всей важностью моего дела и весом тела и скрипнула еще громче и протяжнее.

Я вовсе замерла. Но противная кровать все равно, не иначе как из вредности, издала контрольное «пи-и-иу» и наконец затихла. «Да это не ложе, а детектор движений какой-то! На такой, если предаться разврату, – весь дом в курсе будет!» – подумалось вдруг.

Седой же, которому постельные аккомпанементы явно не понравились, глянул на меня. Сурово так глянул. Строго. Как типичный целитель на упрямую столетнюю молельщицу, которая не просто ладаном пахнет, а на него дышит. Но при этом все равно норовит удрать в веселое и опасное паломничество… А за тридевять земель или вовсе на тот свет – это как пойдет.

Увы, я не прониклась. Маг, поняв это, поджал губы и, нарушив тишину, веско произнес:

– Я сообщу о случившемся вашему супругу.

На это матушка встрепенулась и затараторила:

– Прошу, не нужно. Не стоит беспокоить барона. Это случилось всего один… вернее, два раза. Я позабочусь, чтобы Кимерине было хорошо. Обещаю, этого не повторится.

Целитель жестко усмехнулся.

– Баронесса, при всем моем уважении «не повторится» зависит не от вас.

– Однако моему супругу все-таки не говорите, он лишь разгневается и…

«В лучшем случае на бис профилактически проорется на дочь», – матушка не сказала, но я легко додумала окончание ее фразы.

– Хорошо, не скажу, – видимо, придя к тем же выводам, что и я, отозвался седой и добавил: – Но его высочеству доложить обязан, поскольку я здесь исключительно по его поручению. И должен сообщать о самочувствии Кимерины ему лично. Пока же до завтра настоятельно попрошу внимательно следить за самочувствием вашей дочери и не снимать с нее вот этого амулета… – произнес маг, обращаясь к баронессе так, словно меня здесь и не было, или была, но в роли неразумного дитяти.