Книга Моя по праву зверя, страница 61 – Алисия Небесная

Метка на шее пульсирует ровным жаром. Не боль, не ожог — живая печать, застывший огонь, который уже невозможно стереть. Связь замкнулась. Теперь она навсегда.

Я двигаюсь к нему. Медленно, шаг за шагом. Опускаю голову, открывая шею — знак, который знает любая волчица. Но в следующую секунду поднимаю её снова, встречаю его взгляд прямо. Это не покорность. Это выбор. Я сама иду в эту связь. Целиком. Без остатка.

Он замирает. А когда я касаюсь его загривка, прикусываю шерсть у плеча — он не рычит. Только разворачивается и идёт по кругу. Нос скользит вдоль моих боков, хвост хлещет воздух. Он обнюхивает, отмечает, будто проверяет: вся ли я теперь принадлежу ему.

Я играю. Приседаю, ускользаю, дразню его, позволяя себе дерзость. Волк рушит дистанцию резко, хищно. Схватывает за шкирку. Не ранит. Не удерживает силой. Просто фиксирует — проверяет связь.

Он смотрит. Ждёт. И когда я прижимаюсь бедром к его боку, хвост мягко касается его лап — он отвечает. Опускает морду в мою шею, толкает под ухо, вдыхает глубоко, как будто вбирает в себя мой запах.

Мы движемся рядом. Он не торопит, не обгоняет — идёт вровень, плечо к плечу. Это не охота. Это — ритуал. Признание пары.

И если бы стая увидела нас сейчас — слов не понадобилось бы. Всё ясно: омега под альфой. Связь установлена. Альфа принял её. Она не просто омега. Она — его.

Она лежит в моей постели. На шее — моя метка. На коже — мой запах.

Мой волк впервые за долгое время тих. Он насытился, успокоился, потому что взял то, к чему рвался с первой секунды, как только уловил её аромат.

Я два дня держался в стороне — не потому что не хотел быть рядом, а потому что впервые не знал, какие слова скажут больше: мои чувства или моя растерянность.

«Ты меня любишь?» — спросила она тогда.

А я смотрел молча. Потому что не знал, что это значит. Любовь.

Мама умерла, когда мне было десять, и дом сразу опустел. Отец не оставил места для слабости: он учил меня выживать, держать удар и никогда не показывать, что больно.

Для меня всё сводилось к примитивному — снял напряжение, закрыл ночь, отпустил омегу за дверь. Стая, закон, ответственность — вот что держало меня на плаву, а не тепло чьих-то рук.

Они сами тянулись ко мне, жаждали метки, места подле альфы, и я привык считать это естественным порядком вещей — пока не понял, что мир может быть другим.

Пока не появилась она — городская, дерзкая, слишком смелая, чтобы склонить голову, и слишком живая, чтобы молчать.

Она чужая для стаи — не лесная, правил наших не знает, защиты не просит, приказов не ждёт; просто вошла в мою жизнь и, глядя прямо, выплюнула в лицо: «Ты мне не указ».

Я впервые столкнулся с омегой, которая смотрела прямо в глаза — без страха, без привычной игры на выживание.

Она говорила честно, дерзко, не пытаясь понравиться или заслужить место рядом, и для меня это было новым, непривычным ударом.

А я? Я — альфа, глава стаи.

Привык, что стоит сделать шаг — и дорога свободна. Взгляд вниз, согласие до слов, покорность до приказа. Но она не опустила глаза. Она словно вцепилась в невидимые границы, которые я не успел даже обозначить.

Мой волк взвыл, будто узнал сразу всё — добычу, пару, смысл. А я растерялся. Не знал, как её удержать. Зверь рвался наружу, звал, готов был разорвать меня изнутри, лишь бы я пошёл за ней.