Книга Взрывные дела Твайлы и Фрэнка, страница 48 – Меган Баннен

– Мне не нравится, что я вот так тебя бросаю одного.

– Я не один. Со мной Мэри Джорджина. Правда, солнышко?

Твайла не сразу поняла, что он назвал солнышком не ее, а дракона, и это слегка задевало. Но она лучше всех знала, как легко почувствовать себя одиноко, даже если на руках у тебя младенец.

В Танрии не было почтовых ящиков для нимкилимов, так что Твайла предложила захватить ответы Фрэнка на письма Лю и Энни и отправить.

Еще она предложила Дакерсу подвезти его, раз их смены заканчивались в одно время, но на парковке его ждал Зедди Бердсолл. Он прислонился к старой семейной автобарже, его золотые кудри, зеленые глаза и гладкая смуглая кожа кричали: «Я молод и прекрасен!»

Хорошо, что Зедди приехал за Дакерсом: Твайле было нужно доехать до Итернити в одиночку, чтобы обдумать случившееся за эту смену. Драконы и романтика – две вещи, появления которых она не ожидала еще десять дней назад, а теперь ей на голову свалилось и то и другое. Ей было слегка стыдно за то, что она бросила Фрэнка и ехала домой на его барже без него, но еще она предвкушала спокойный отдых в тихом доме.

После свидания сегодняшним вечером.

Добравшись наконец до дома, она сунула ключ в скважину, но не услышала щелчка, повернув его, что означало: дверь уже не заперта. Изнутри донеслись знакомые вопли – изнутри ее собственного дома, – и она молча взмолилась Матери Горестей, открывая дверь. Ее внук Сэл во всю глотку распевал детскую песенку «Вот мои Новые Боги», прыгая по дивану, лишенному всех подушек. Каждый раз, как его босые ноги встречались с пружинами, Твайла слышала диваньи крики о помощи. Старший сын Уэйда, Мэнни, лежал на тех самых подушках, окруженный целым морем рассыпанных сырных крекеров – целых и раскрошенных в оранжевую пыль. Лицо его скрывалось за книгой, и из всех он выбрал самую фривольную любовную книжку Твайлы, которую в свои девять лет не смог бы ни понять, ни оценить (по крайней мере, она надеялась на это).

Он закричал:

– Сэл, да заткнись уже! Я пытаюсь читать!

Сэл отозвался вполне предсказуемо:

– Сам заткнись!

Где-то в глубинах дома (возможно, в спальне Твайлы) устраивал истерику Тео, а Уэйд беспомощно уговаривал его:

– Не трожь какашки! Не трожь! Ка-ка нельзя!

Твайла понадеялась, что не придется отстирывать детские какашки от покрывала. Повернувшись к семейному алтарю у входа, окунула пальцы в фарфоровую мисочку цвета морской волны, которая принадлежала бабушке ее покойного мужа, и коснулась соленой водой ключа Дага.

– Все как прежде, дорогой, – сказала она ему и бросилась в трудный бой: предстояло унять Сэла Баннекера-Падилла. Когда из ее спальни появился Уэйд с заплаканным Тео на руках, Твайла уже пристроила Сэла приводить в порядок диван, а Мэнни неуклюже подметал пол.

– Мам! Вернулась наконец!

– Привет, дорогой. – Она хотела обнять сына, но тот неправильно понял и сунул в ее протянутые руки малыша.

– Ваба, – сказал Тео, улыбаясь крошечными зубками. Маленький Тео прозвал Твайлу Вабой, так оно и осталось. Теперь все внуки звали ее так.

Она поцеловала Тео в черные кудри («муа-муа-муа!»), вдохнула молочный запах.

– Как тут мой сладенький Тео?

В ответ он пососал два средних пальца левой руки, правой вцепился ей в волосы надо лбом и задышал ей в шею. Подгузник у него уже промок, а Твайле не очень хотелось, чтобы Тео протек на нее саму или на пол, так что она унесла его в гостевую спальню, где многие годы обитал пеленальный столик – почему же Уэйд об этом не знал?