Книга Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки, страница 84 – Дарья Мухина

На границе фонарного света мелькнула тень. Не его. Я на секунду задержала дыхание. Кайонела рядом не было — он должен был в это время гонять Даниэля по площадке. Я уже знала, что ночные странности редко бывают невинными. Секунды не потеряла — развернулась и побежала вниз.

Ступени отозвались в ногах звонком, коридор принял и выпустил меня без скрипа, дверь на террасу уступила от лёгкого толчка. Пахло влажной корой и камнем, который весь день грелся на солнце. Фонари горели ровно, дорожка вела к дальним липам и фонтану, за ними начиналась полоса кустарника и тёмный пролёт к дальнему пруду.

Я шла быстро, но старалась не шуметь. Сад в сумерках — не враг, но и не друг, он шуршит всем, чем может, и каждое шевеление кажется шёпотом. Пять лет назад я чуть не рассталась здесь с жизнью и чуть не потеряла Адри… За очередным кустом что-то треснуло — ветка, сухая, как бумага. Я вздрогнула сильнее, чем хотела, и на инстинкте положила ладонь на живот — тихий жест, которым я последние дни успокаивала себя и малыша.

Слева скользнула тень и растворилась. Я присела за стволом, прислушалась. Голоса. Один — знакомый, молодой, с хрипотцой, когда волнуется. Другой — резкий, как удар плоской стороной клинка, но приглушённый, словно издалека или сквозь стекло.

— … я сказал уже, — глухо проговорил Эдрик. — Я не буду.

Я осторожно выглянула. На небольшой поляне никого не было — если не считать тусклого, полупрозрачного отсвета, висящего в воздухе на уровне груди Эдрика. Он держал в ладонях небольшой кристалл — серый, с трещинкой внутри. Из него сочилась тень — не дым, не свет, не отражение. И голос лез прямо оттуда.

— Ты будешь делать то, что тебе велено, — произнёс чужой голос. — Ты слишком легко забыл, кому обязан жизнью своей семьи.

Кровь у меня в руках похолодела. Я уже слышала этот тембр — Кирсан.

— Я ничего не забыл, — выдавил Эдрик. — Но я не стану шпионить дальше. И уж точно не стану… — он запнулся, — делать то, чего вы хотите с Адрианой и Даниэлем.

— «То, чего я хочу», — насмешливо повторила тень. — Называй вещи своими именами, мальчишка. Ритуал разрыва. Связная магия — излишняя роскошь для страны, в которой каждый шаг должен быть просчитан. Огонь и вода не должны идти рядом, если моя корона — на кону.

Меня обожгло от головы до пят. Он сказал это вслух — легко, как будто речь о смене караула. Ритуал разрыва. Сама формулировка была мерзкой.

— Нет, — коротко бросил Эдрик. — Не буду. Я не предам леди Катрин. И их. Они… — он сглотнул, — достойные люди. А Даниэль — достойный наследник своего отца.

— О, — голос в кристалле подался вперёд, как будто мог нависнуть, — праздные слова. Я слышал их тысячу раз. Ты говоришь — «достойный», потому что не понимаешь, как устроен мир. Ты не на балконе дамы, где выбирают цвет ленты, ты — в моём долгу. Твоя мать всё ещё носит печать чёрного займа у меня на учёте. Хочешь, чтобы я снял её? Сниму. Хочешь, чтобы твой брат не оказался на западном фронте в первую же кампанию? Сделаю. Или, — голос стал тише и холоднее, — хочешь, чтобы лавку вашей тёти завтра описали за недоимку? Это тоже могу.

Я понимала, почему мальчишку трясёт. «Чёрный займ» — долговая печать, которой метят тех, кто берёт деньги у двора вне закона. Чаще всего — на лечение, на похороны, на то, что нельзя ждать. Это долговая яма, из которой выбраться почти невозможно. И если у его матери и правда такая печать… Кирсан держал верёвку за горло всей семьи.