Онлайн книга «Самая лучшая жена»
Гэсхаус Джонсон и Виллис Листер ждали его, и когда он с ними поравнялся, Гэсхаус сказал: – Молодчина. А Виллис взял у него голубя. – Готов? – спросил Виллис и высоко подбросил птицу. Голубь сделал несколько кругов и полетел прочь. – Давай, – процедил сквозь зубы Виллис. – Давай! Гэсхаус выстрелил, и птица упала. Прямо в траву. Снайп похромал в ту сторону и птицу нашел более или менее случайно. Просто набрел на нее. Голубь был еще живой. Он упал не так далеко. Все трое подошли к нему. У птицы было отстрелено крыло. – Возьми его, – сказал Виллис Листер. Не Гэсхаусу. Не Снайпу. Он сказал это Тэннеру. – Давай подними его, – повторил он. – Надо только шею свернуть, и все. Тэннер молчал и не двигался. Гэсхаус сказал: – А вот твой папа – он бы вот так подстрелил двадцать голубей подряд. Представляешь, сынок? – Господи Иисусе, – пробормотал Виллис Листер, присев на корточки рядом с птицей. Он слегка приподнял голубя, и когда сворачивал ему шею, голубь дернулся – то ли сопротивлялся, то ли хотел поскорее обрести покой – и умер. Виллис бросил птицу на землю. – Держись подальше от этой птицы, понял? – сказал он Снайпу и вытер руки об комбинезон. Они пошли к машине. Гэсхаус сказал: – Если бы я и по последней птице промахнулся, я бы стал целиться в треклятый амбар. Думаете, я бы не попал в этот треклятый амбар? Промазал бы? Ха! – Поосторожнее с ружьем, – предостерег Виллис и посмотрел на Гэсхауса. – Смотри не отстрели себе ногу как дурак. – Было время, я был чертовски хорошим стрелком, – рассмеялся Гэсхаус. – Правда, это было двадцать с лишним лет назад. Может, я и тогда, бывало, мазал, да просто забыл про это. Ха! Виллис Листер, не глядя на Гэсхауса, сказал Тэннеру: – Когда стреляют по голубям и мужчина попадает в птицу, шею ей всегда сворачивает мальчик. Тэннер кивнул. – Это мальчишеская работа, – добавил Виллис. – Всегда это делали мальчишки. – Не хочешь проехаться пивка выпить? – спросил Гэсхаус у Виллиса. – Нет. – А ты как, Тэннер? Шипучки хочешь? – Отвези парнишку домой, – сказал Виллис. – Шипучки тоже никто не хочет. Когда Гэсхаус Джонсон вернулся с Тэннером, то платье, в котором Диана Роджерс была утром, висело над кухонной раковиной, только что выстиранное. Платье было из плотного хлопка, и с него то и дело капала вода на сваленную в раковине посуду. Казалось, будто платье тает. Диана смотрела на Гэсхауса. Он сел за стол. Снайп улегся около его ног. – Скажи своей маме, какой я меткий стрелок, – сказал Гэсхаус Тэннеру. – Трепло ты, а не стрелок, – проворчала Диана. – Ладно тебе, Диана. Было на что поглядеть, между прочим. – Денег выиграл хоть сколько-нибудь? – Я не ставил. Я стрелял. – Я у Тэннера спрашиваю. – Я не ставил, – ответил Тэннер. – Вот и умница. – Никто ставок не делал, – сказал Гэсхаус. – Да и не было там никого. Из уважения к Эду. – Гэсхаус наклонился к столу и покачал перед Дианой указательным пальцем. – Из уважения. Отменили стрельбу из уважения к человеку. Пару секунд они серьезно смотрели друг на друга, а потом Диана расхохоталась. Она подошла к холодильнику и достала пиво для себя и Гэсхауса. А Тэннеру налила стакан сока. – Ну, и насколько же ты паршивый стрелок, а? – спросила она. – Я хороший стрелок. Мы-то постреляли все-таки. – Где? – Виллис Листер дал нам трех пташек. – Четырех, – уточнил Тэннер. – Ладно, – Гэсхаус пожал плечами, – мы стреляли по четырем птицам. – По трем, – уточнил Тэннер. – Одна была совсем больная. – Так ты стрелял просто так, для забавы? – спросила Диана. – Чтобы твой сын увидел, чем занимается его отец. – Одна птица умерла, – сообщил Тэннер. Гэсхаус обернул крышку пивной бутылки краем рубашки и, отвернув крышку, сунул ее в карман. – Диана? Ты хоть раз говорила Тэннеру, что Виллис Листер – твой двоюродный брат? – Нет, – ответила она. – Когда я была маленькая, моя мать, бывало, говорила: «Не разрешай своему кузену Виллису целовать тебя. Если он только пальцем к тебе притронется, сразу мне скажи». – Неправда это. – Миленький, – усмехнулась Диана. – Тебя там не было. – Мог быть. – Не желаю говорить про Виллиса Листера. – Тэннер? – проговорил Гэсхаус. – Я тебе не говорил, что твоя мама была первой девушкой, которую я поцеловал? – Нет, – сказала Диана. – И больше ему об этом не говори. – Ха! – хохотнул Гэсхаус и с такой силой хлопнул ладонью по столу, что у Тэннера чуть сок не выплеснулся из стакана. – А сейчас у тебя подружка есть? – спросила Диана. – Бедняжка какая-нибудь? – Да, есть. – Блондинка? – Шатенка. – Шатенка? – Угу. Каштановые волосы. – Глаза голубые? – Карие. – Вот как. Вообще-то это не в твоем вкусе, Гэсхаус. – И кожа коричневая. – Это как? – Она почти вся коричневая. – Надо же! – Диана отхлебнула порядочно пива. – Звучит красиво. Они оба рассмеялись. – Она классная, – сказал Гэсхаус. – Не ты, конечно, но классная. – Да я теперь уже не я. Уже нет. Слишком старая. – Неправда. Вот уж вранье, черт побери. Всегда так приятно посидеть с тобой, Диана. С тобой всегда было приятно посидеть. – Гм… – хмыкнула Диана. – Ты денег-то скопил хоть сколько-нибудь? – Пять тысяч долларов у меня в банке лежит. – Прямо сейчас? – Ну да. – Ты же Эду был примерно столько должен прошлой зимой. – Точно. – Даже не знаю. Мне так кажется, если кто-то должен кому-то пять тысяч долларов, а в следующую минуту эти пять тысяч у него появляются, это не значит, что этот человек их скопил. Он их просто не успел потратить. – Может, и так, – кивнул Гэсхаус. – Ты смотри, не истрать все эти денежки на ту девчонку. – Перестань, Диана. – Уж я тебя знаю. – Надеюсь, да. |