Книга Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса, страница 64 – Дарья Кун

В пекарне на мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в печи и ровным поскрипыванием ножа в руках мальчика. Затем Мэйбл фыркнула – одобрительно – и снова принялась размешивать свой котёл. Седрик улыбнулся и пододвинул Лео миску для очисток. Каэл молча положил рядом с мальчиком ещё одну корзину яблок.

Это было его решение. Его маленький, но важный вклад. Его выход из тени.

Работа закипела с новой силой. Элли, вдохновлённая, приступила к самому главному – созданию индивидуальных пирожных. Она не пекла их партиями. Каждое было уникальным, как человек, для которого оно предназначалось.

Для миссис Клэр – медовые коврижки с имбирём, тёплые и обволакивающие, «чтобы косточки не ныли и на сердце было светло».

Для Эдгара-рыбака – пряные кексы с тёмным изюмом и орехами, «крепкие, как морской узел, и надёжные, как его лодка».

Для детей – воздушные безе, розовые и белые, тающие во рту, «чтобы сладкими были и сны, и мысли».

Для самого капитана Маркуса – простой, но массивный ломоть цельнозернового хлеба, с толстой корочкой и сытным мякишем, «символ его долга и нашей веры в него».

Для Седрика – изящное песочное печенье в виде звёзд и полумесяцев, посыпанное золотой пудрой, «для полёта фантазии и веры в чудо».

Для Мэйбл – твёрдые, горьковатые пряники с лимонной цедрой и большим количеством перца, «чтобы язык был острым, а дух – несгибаемым».

Для Каэла… для Каэла она пекла долго. Не пирожное, а небольшой хлебец из тёмной ржаной муки, с диким мёдом и лесными ягодами. Плотный, питательный, без лишних сладостей, но с глубиной вкуса. «Чтобы знал, что у него есть дом. И что его ценят не за силу, а просто так».

Когда она протянула ему ещё тёплый хлебец, их пальцы соприкоснулись. Каэл взял его, их взгляды встретились, и в его глазах она прочитала нечто такое, от чего у неё перехватило дыхание. Это была не просто благодарность. Это было признание. Глубокое, безмолвное, как лесная тишина.

– Спасибо, – прошептал он, и это одно слово значило больше, чем любая поэма.

Рассвет застал их за финальными приготовлениями. Горы готовой выпечки покрывали каждую горизонтальную поверхность в пекарне, издавая невероятный, головокружительный аромат. В воздухе висел сладкий, хрустальный звон – звон надежды, запечённой в корочке и креме.

Элли, обессиленная, но счастливая, опустилась на табурет. Её руки дрожали от усталости, одежда была в муке и ягодных пятнах, но на душе было светло и спокойно. Она сделала всё, что могла.

Мэйбл, Седрик и даже Лео (он уснул прямо за столом, положив голову на руки) дремали, разметавшись где попало. Бодрствовал только Каэл.

Воздух был густым и сладким, как патока, – пахло мёдом, миндалём, растопленным шоколадом и едва уловимыми нотами ванили и счастья.

Элли, обессиленная, но странно просветлённая, села на ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж. Она скинула заляпанный мукой и кремом передник, и распустила волосы. Они тёмным водопадом спадали ей на плечи, и девушка медленно, почти механически, расчёсывала их старой деревянной гребёнкой, смотря в потухающие угли печи.

Она не слышала, как бесшумно открылась и закрылась задняя дверь. Не слышала неслышных шагов по полу. Она почувствовала его присутствие – плотное, спокойное, как тень старого дуба, – лишь когда он остановился в нескольких шагах от неё.