Книга Сердце самой темной чащи, страница 55 – Оксана Заугольная

Василиса обернулась и увидела воительницу. Волосы у воительницы были русыми, отливающими темным золотом, коса в руку толщиной. Глаза как изумруды блестели и такие же холодные. Брови вразлет. На бледной идеальной коже словно кровью свежей нарисованные губы изгибались луком. И поняла Василиса, кого видит, ничуточки не засомневалась, ни на ноготок от мизинца.

– Нравится, Марья Моревна. – Так и тянуло поклониться: не каждый день богатырку старины глубокой встречаешь, но удержалась Василиса, не прогнула спины. – И озеро красивое, и дуб хорош. Только я сюда не за жизнью Кощея пришла, а за самой собой. Себя мне найти и вспомнить надо, а жизнь Кощея мне без надобности.

Подошла Марья Моревна ближе, точно лебедушка белая подплыла.

– Так уж без надобности, Василиса, – пропела она, точно медом лила, а на губах Василиса лишь яд горький чувствовала. – В глаза смотри, красна девица. Все я в них прочитала, все твое сердце. Жизнь Кощея тебе дороже своей стала, да только тебе ее и коснуться не дано: ликом ты не вышла.

Побледнела Василиса, покачнулась, будто ударила ее Марья Моревна. И ответить нечего было, чай Марья-то законной женой Кощея была, пусть и триста лет назад. А Василиса всего и похвастаться могла, что парою поцелуев.

Ничего не ответила Василиса, устояла на ногах, а Марья Моревна еще ближе подплыла посуху, точно по морю.

– За последние триста лет, как думаешь, Василиса, много ли царевен, цариц, купеческих и боярских дочерей перебывало в тереме Кощея? По глазам вижу, что знаешь. Много. А уж богатырок и простолюдинок и вовсе не счесть. Какие среди них красивые бывали, Василиса! – И Марья Моревна зажмурила глаза, словно вновь представила соперниц. – У одной волосы – чисто золото, у другой глаза – бездонные океаны, а третья так и вовсе – где надо кругла, где надо гибка. Неужто поверила ты, будто станешь для него особенной, будто ради тебя он сотни красавиц позабудет?

Промолчала и тут Василиса. Не раз и не два она сама вспоминала ныне пустые светелки и гадала, когда там снова появятся жилицы? Правда, все реже она верила, будто Кощей специально берет в полон девиц, – больше выходило, что сами они находили заповедные тропы и рвались к навьему царю. Зачем – об этом Василиса думать не желала, но Марье Моревне до ее желаний не было никакого дела.

– Кощей Бессмертный вечно молод, – продолжала терзать ее сердце Марья. – Неужели и впрямь ты думаешь, будто никто не пытался украсть его сердце? И пусть его сердце разбила и забрала осколки я, попытки могли быть очень приятными.

Марья Моревна подвигала красивыми бровями, которые сейчас Василисе больше напомнили уродливых мохнатых гусениц, отощавших от голода и отрастивших ядовитые тонкие жала, и расхохоталась.

Василиса почувствовала, что и ее собственное сердце осыпается осколками. Разве не права Марья, разве не об этом и она сама думала ночами?

– Он мне сказал, что никого не целовал триста лет! – все-таки попыталась защититься она и тотчас поняла, какую ошибку совершила, но было уже поздно.

– Милая моя, – теперь Марья стояла так близко, что позволила себе ласково провести по щеке Василисы, словно жалея, – припомни-ка, что он еще тебе говорил. Ты сумеешь, я знаю. Ну же, вспоминай!

Ее глаза неотрывно смотрели в глаза Василисы и словно насильно вытаскивали из ее памяти слово за словом.