Книга Дочь Горгоны, страница 80 – Оксана Заугольная

– Ну давай, рассказывай. – Бануш едва не подпрыгивал от нетерпения. – Куда это директор тебя увёл, после того как отрубил голову?

– Ох, Бануш, ты не поверишь, – вздохнула Солунай. – Но только ты никому об этом не должен рассказывать, понял?

– Понял, давай! – заёрзал друг.

«Я запомнила твой урок, мама, – усмехнулась Солунай мысленно. – Горгоны делают что хотят и всех бесят. Что же, пожалуй, я справлюсь».

Но на душе у неё было тяжело. Стать как мама казалось ей совсем не простой задачей, а быть другой… тогда кто она вообще?

Наверное, мама была права. Солунай не торопилась снова повидаться с ней, но в голове постоянно прокручивала каждое сказанное ею слово. Смаковала.

Александр Николаевич, такой близкий и почти что признавшийся в ответных чувствах – разве он не держал её в объятиях, не гладил нежно по волосам? – снова стал далёким и чужим директором. Солунай даже не успела набраться храбрости и назвать его Александросом, с хриплым материнским «р». Это звучало куда лучше, чем длинное имя-отчество. Но стало поздно.

Бануш, отчаянно болевший за неё, тоже ходил хмурый.

«Я говорил, отрубит голову и потеряет интерес», – только и сказал он ей. Ещё Васса никак не находилась. То, что её голова не появлялась в башне, совсем не успокаивало. Хозяйки – существа живучие. Как и большинство чудовищ. Это не значит, что им нельзя сделать больно.

Солунай дошла до такого отчаяния, что начала ещё больше возиться с гарпией Аэллой. Несмотря на их взаимную неприязнь из-за видов, девочка была рада дополнительной няньке. Из-за крыльев ей тяжело давались простые вещи, которые ровесники умели давным-давно. Солунай терпеливо учила её пользоваться ложкой и карандашом, за что была вознаграждена короткими встречами с директором. Тот всё ещё кормил Аэллу своей кровью, вызывая каждый раз бурю ревности в груди внешне остающейся спокойной Солунай.

Но в этот день он превзошёл самого себя. Ввалился в детскую – Аэлла, несмотря на свой возраст, оставалась довольно невысокой, а отсутствие простых умений не давало и шанса перейти в другую группу, – неся на руках какую-то изодранную тушку в перьях.

– Ках-то? – проверещала Аэлла, прячась за Солунай. Говорить ей тоже было тяжело. Солунай же терпеливо обучала её словам, вспоминая гарпию в коллекции голов – она говорила превосходно, чего бы и Аэлле не научиться? У неё же точно такое же лицо, как у человека!

– Солунай, – кивнул директор, увидев её. Впервые за несколько дней соизволил заметить, что она тут находится!

Вслед за ним злобной фурией влетела Айару.

– Что вы делаете, директор Амыр! Мало нам было… – понизила она голос. – Мало нам было гарпии, а теперь ещё это. Она не выживет в неволе. А если выживет, что мы будем с ней делать? Учить писать и читать?

Не слушая её, директор расположил на свободной койке свою ношу, и заглянувшая через плечо Солунай увидела детское личико с раскосыми глазками и клювом-ртом. Гаруда тяжело дышала, но страха на её личике не было.

– Этот… стрелок перебил всё гнездо, осталась только эта малышка. – Александр Николаевич привычно рванул рукав вверх и надрезал кожу. – Её мать улетела в горы залечивать боль потери. Птенец умрёт без нас.

– Она умрёт без нас! – передразнила его ничуть не впечатлённая Айару. – А с нами будет как сыр в масле кататься, так, что ли? Вы бы хоть про Вассу и Солунай подумали! Каково им с птичками этими жить!