Книга Спи, милый принц, страница 104 – Мэй

После обеда Роуэн покинул столовую, императрица тоже сослалась на дела, а вот Николас уходить не торопился. Он тихо спросил у Айдена, когда они остались одни:

– Что случилось? С Роуэном.

– Ходил в семейный склеп, потом вернулся к себе… слуги в ужасе прибежали, когда он начал всё крушить.

Вспомнив забинтованные ладони Роуэна, Николас мог представить, что крушил Роуэн весьма активно. Помедлив, Николас всё-таки достал сигареты, предложил одну Айдену, и отказываться тот не стал.

– Он опять считал, что Конрад жив?

– Я так понял, что да. Вроде как вспомнил, пошёл в склеп, но после его ещё больше накрыло.

С точки зрения Николаса, давно пора было убрать жуткий и правдоподобный каменный саркофаг в одну из стенных ниш. Запечатать и отпустить уже истлевший труп принца. Но так было не принято, он оставался в центре до смерти следующего кровного Равенскорта. Говорить вслух Николас не стал бы, но считал, что лучше бы туда поместили саркофаг бабушки принцев, а не оставили Конрада напоминанием.

Айден в склеп почти не ходил, не видел смысла. Только в Праздник памяти, когда все навещали своих мертвецов и оставляли им гостинцы, не одобряемые жрецами Безликого.

В отличие от брата, Роуэн в склепе бывал чаще. Сначала ему нравились тишина и уединённость, Роуэн не любил шумные компании, вечеринки или дворцовые собрания. Он предпочитал рисовать, поэтому с удовольствием набрасывал на бумаге сложные детали саркофага и другие памятники. В последнее же время ходил, чтобы в очередной раз увериться, что Конрад мёртв.

После смерти каждый попадал в объятия Безликого и либо сливался с миром, либо отправлялся на перерождение. Официально храмы отрицали возможность существования призраков, считая их суеверным пережитком. Людям это не мешало верить, да и Николас помнил, что хоть он ничего подобного не замечал, но вот Айден в Академии с призраком сталкивался.

Выпустив дым, Николас покосился на Айдена:

– А ты-то не видел… ничего странного?

Как бы так аккуратно спросить, Николас не придумал, но Айден усмехнулся:

– Ты о призраке Конрада? Нет. Склеп я не люблю и не бываю там часто, но ни там, ни где-либо ещё не замечал ничего особенного. Хотя около Роуэна и есть небольшая аура смерти.

– Может, из-за того, что он думает о Конраде?

– Вероятно.

Происходящее казалось Николасу странным. Да, Роуэн чувствителен, видит то, чего нет. Но почему его помутнения чаще всего связаны с Конрадом?

Или это совпадение, а Николас пытается отыскать связь там, где её нет. Когда Конрад упал с крыши Академии и погиб, Айден был в храме, а вот Роуэн в Академии. Он иногда зачаровывал с братом, поэтому по связи ощутил его смерть. Роуэну тогда было то ли пятнадцать, то ли шестнадцать, и на него это сильно повлияло.

После ужина Айден уже не был таким потерянным и расстроенным. Он сжал сигарету и облокотился на стол, подперев голову рукой.

– Позови Раттер-Кристи на салон Роуэна, – сказал он.

Поэт долго не выпускал новых томиков стихов и не показывался на публике, но пару месяцев назад вернулся с «Керавийским фонтаном», вызвавшим настоящую бурю, и подтвердил звание одного из лучших поэтов современности.

– Конечно, – кивнул Николас. – Я напишу ему. Думаю, он будет рад прийти к принцу.

– Он мог бы взять с собой Каннингема?

Лучшим другом Раттер-Кристи был Калеб Каннингем, художник, чьи творения до сих пор расходились за баснословные суммы. Эти двое познакомились в Обсидиановой академии, вместе начинали творческие пути в Кин-Кардине. Пока Раттер-Кристи не женился на актрисе Саре Ман, чем вызвал настоящий скандал в благопристойном столичном обществе. А чуть позже пошли разговоры о душевной болезни Каннингема, из-за которой он оказался в Эльведонском приюте.