Книга Эринии и Эвмениды, страница 77 – Риган Хэйс

Ханна ставит сериал на паузу и убирает ноутбук в сторону.

— О чем речь?

— Я покажу.

Приподнимаю матрац, но ничего не нахожу. Листовка пропала.

— Как это возможно? Я же вот только…

— Что случилось, Би? — спрашивает Ханна, но я пропускаю вопрос мимо ушей.

Бросаюсь к столу и на всякий случай выдвигаю ящик за ящиком, шарюсь в исписанных бумагах, хотя твердо помню, где именно спрятала находку.

— Да что же это… Какого черта?

Со злостью я перебираю весь стол сверху донизу, заглядываю в урну, затем проверяю свою сумку и даже суюсь в сумку Ханны, всерьез подумав, что она успела прикарманить листовку. Соседка тут же вскидывается и вопит:

— Беатрис, какого хрена ты шаришься в моей сумке?!

— Признавайся, ты забрала ее? — рычу я, не в силах сдержать гнев.

— Да что, блин, я должна была забрать? Я не понимаю…

— Листовка, Ханна! Я оставила в комнате листовку с важной… Черт, черт, черт!

Я пинаю ножку своей кровати, но даже не чувствую боли. Не могла же она просто раствориться в воздухе, в самом деле! Только чтобы удостовериться, снова приподнимаю матрац; на сей раз полностью сдвигаю его с места и скидываю на пол. Ханна издает вздох изумления и наверняка считает, что я окончательно слетела с катушек.

Что ж, она недалека от истины. Потому что я нахожу на самом краю каркаса томик карманной Библии, которую не заметила сразу, и беру ее в руки.

Конечно же, я не клала ее сюда. Кто‑то, кто выкрал важную улику, оставил ее тут для меня как послание.

Точно ведомая какой‑то внешней силой, я быстро пролистываю свой томик и встречаю на белоснежных страницах маленькую приписку на полях. Мне уже доводилось видеть такую в церкви. Я вчитываюсь в пометку и ощущаю, как кровь отливает от лица:

«Frontis nulla fides». ^[29]

Все понемногу встает на свои места. Он играет со мной.

— Би, ты в порядке? Что стряслось?

— Ничего! — рявкаю я, захлопнув Библию, и втаскиваю матрац на место. — Давай спать.

— Ненормальная… — бурчит Ханна, но послушно хлопает по выключателю и гасит свет, как только я без сил падаю на перестеленную кровать. Наглухо заворачиваюсь в одеяло, как в кокон, и таращусь в стену, пока на меня не снисходит дрема.

И вот тогда мы с Ханной слышим крик.

Академия погружается в безмолвие комендантского часа. Стрелки напольных часов в холле плавно двигаются в промежутке между восемью и девятью вечера. Новая хаусмистресс в паре с биологом обходит коридоры, проверяя, не несет ли что‑то угрозы их подопечным. Мисс Трентон целует свой крестик и шепчет слова молитвы, веря, что окружает себя коконом божественной защиты. Она даже не догадывается, что угроза гораздо ближе, чем можно представить; укрывается за личиной безвинного ученика, в ком так трудно заподозрить что‑то потустороннее и зловещее.

Встретившись с тьмой в коридоре нос к носу, мисс Трентон не ощутила опасности, как и все до нее. Она хватает ученика за локоть и спрашивает:

— А вы тут что всё гуляете? У нас комендантский час, напоминаю. Сейчас же ступайте в комнату, пока вам не сделали выговор!

— Всенепременно, мэм.

Рука хаусмистресс наконец ослабляет хватку, и дежурные уходят. Ученик провожает их глазами, горящими коварством.

— Но сперва я выполню важное поручение, — добавляет он, этих слов уважаемые учителя уже не слышат.

Академия выглядит вымершей без слоняющихся по коридорам учеников. Заточенные в тесные коробки своих комнат, они тоскуют и убивают время за всякой ерундой в преддверии скорого сна и приевшейся Clair de Lune из динамиков.