Книга Вор, страница 56 – Роннат

– Обвинители, пройдите на сторону тёмного лика!

Сзади Лики послышались шаги. Она обернулась: Софур и Балла, потупив взоры, неспешно перешли на правую сторону зала.

Лика до боли сжала пальцы, посмотрев послушницам вслед.

Ещё на сторону тёмного лика ушли принц Севир и Стефан, четверо хранителей и не менее десятка послушниц.

– Бесценная Лика Пейран, подойди.

Отец Лорал стоял под серым лицом богини. Лика на нетвёрдых ногах шагнула вперёд, оказавшись прямо перед зеркалом. Лорал посмотрел на Лику грустным, блеклым взглядом, затем взял её за руки, крепко сжал ладони и незаметно передал какую-то вещь.

Лика затаила дыхание. Это был ключик с двумя камнями. Тот самый, что подарил лорд Ренфел.

Не придумав ничего лучше, Лика положила ключ в передний карман балахона.

– Ты просила о равном суде. Просила защиты Двуликой. Сегодня я буду тем, кто встанет вместе с тобой между её светлым и тёмным ликом. И прежде чем защитники и обвинители скажут слова и Она будет судить по Слову своему, скажи, бесценная Лика Пейран, согласна ли ты на перемирие?

В горле пересохло. Фразы заметались в голове, а сердце застучало сильно и даже больно. Лика бросила взгляд на мать. Та словно была каменным изваянием. Казалось, что её лицо вот-вот расколет трещина. Отец не сдерживал эмоций. Губы у него дрожали, а по щекам скатывались слёзы.

– Я хотела бы… – голос у Лики осип и прозвучал жалко.

В тишине раздался едва слышный вздох. Лика скосила взгляд и увидела принца Севира. Юноша стоял ближе всех к ней. В пальцах он крепко сжимал что-то, похожее на белый платок.

«Бумажка? Конечно, бумажка!»

Наверняка и принца, и отца города, и каждую послушницу, и хранителя подготовили к этому суду. Каждое их слово тщательно подбирали, чтобы никоим образом не разгневать Двуликую.

Лика выпрямила спину и произнесла:

– Я хочу сказать правду.

По залу прокатилась волна удивлённых вздохов. Лика была уверена, что мать улыбается. Но сама Лика смотрела не на неё, а на принца. Севир не изменился в лице, но костяшки на его пальцах побелели. Он с нетерпением ждал окончания признания.

А Стефан облегчённо вздохнул и расслабил плечи.

– И я скажу её. Двуликой, – произнесла Лика, внутри содрогнувшись от страха.

Губы хранителя сжались, но он не позволил себе открыто удивиться, а лишь покачал головой, словно с сожалением.

Лика глянула на мать.

Дора закрыла рот ладонями. В глазах её был ужас. Отец обнимал её за плечи, что-то шепча на ухо.

«Прости, мама, – думала Лика, глядя на мать. – Ты велела мне сказать правду. И я это сделаю. Потому что ничего, кроме правды, у меня нет. Так пусть же и у этих людей, что так обращались со мной, подослали Микаэлу шпионить и вырвали страницы из Слова Двуликой… Людей, которые обвиняют меня в том, чего я не делала… Так пусть и у них не будет ничего, кроме правды».

Лика приподняла свою шкатулку, набралась смелости и отозвала обратно в пустоту.

Зеркало начало меняться. По чёрной поверхности пошла цветная рябь. Красные, фиолетовые, зелёные круги расходились из центра, отталкивались от рамы, смешивались и переливались. Вместе с этим зеркало начало вибрировать, всё громче и громче. Звук больно отдавался в ушах и груди. Статуя богини покрылась белой изморозью, на железных подсвечниках и каменной мозаике выросли ледяные кристаллы.