Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 157 – Екатерина Ландер

Мастер ослабил хватку.

Вольдемар покачнулся и попробовал встать, но запнулся и распластался на земле. Фиолетовая твердь небосвода закачалась и медленно закружилась. Привычных опор теперь не существовало. Картонный, плоский Город выступил из темноты грозно и непримиримо. Даже не так…

Теперь это был просто город: бетонные коробки жилищ, серые ленты тротуаров, воткнутые в землю деревья и чахлые кустики. Опутанный линиями электропередач, подключенный к системам канализации и водоснабжения, заботливо завернутый в толщу облаков и промышленных испарений, как в саван, город напоминал неразложившийся труп, из которого тянет соки множество адских кровожадных механизмов.

Его Город умер.

А Вольдемар жил.

И убогая обшарпанность дворов теперь не вызывала в нем никакого душевного отклика.

А может, это потому, что души у него так и не появилось…

Саднящая ладонь кровоточила. С пугающей непрерывностью капли собирались на кончиках пальцев, срывались вниз и дробью разбивались об асфальт. Вольдемар машинально вдавил ладонь в бок, зажимая порез. Сырость ночного переулка, тяжелая усталость и боль навалились на плечи, его била крупная дрожь. Зубы стучали от холода. Дыхание перехватывало.

Собравшись с силами, Вольдемар оттолкнулся от асфальта и привалился к стене дома. В затылок уперлась шершавая рустовка. Головокружение постепенно стихало, но перед глазами до сих пор вспыхивали звезды. Вольдемар изумленно моргал. Неужели?..

— И не надейся, — ответил Мастер кукол на не заданный вслух вопрос. — Человеком ты не стал. Но и Потусторонним не остался. Смертность. Ты же этого хотел? Так хотел, что не жалел ничьих жизней?

Дух снова коротко рассмеялся:

— Больше Институт не станет досаждать тебе распылением.

Вольдемар отшатнулся от стены, зло рванулся навстречу. Блондин вскинул руку, и поперек тротуара, между ним и компанией Мастера, возникла незримая стена.

Вольдемар заскрипел зубами.

— Прибереги эмоции, — посоветовал Дух. — Удар, он как веер у бомжа: должен быть неожиданным.

Блондин развернулся и шагнул прочь.

— Промой. Заразу занесешь, — кивнул он на расплывающееся по ткани пальто пятно. В сумерках кровь выглядела густой, темно-коричневой и жирно блестела на пальцах своеобразным украшением.

Когда Вольдемар вновь поднял взгляд, переулок был пуст.

Он пощупал воздух — стена исчезла — и подошел к воротам. Шагнуть внутрь больше не хотелось. Голоса Города, который так упрямо и настойчиво звал вперед, обещая разгадку тайны, теперь не было, а значит, не было и подсказки.

В тени подворотни, возле прорези подвального окна, неподвижно лежал дворовый кот. Издалека казалось, будто какой-нибудь ребенок обронил на улице игрушку.

Вольдемар присел на корточки, со свербящим жжением в груди рассматривая редкую, в проплешинах, шерсть на впалом боку.

Боль, одиночество и холод, возникшие в нем, были такими острыми и сильными, что даже становились приятными. Потому что вымораживали все прочее почти до полной нечувствительности. И горечи чужой смерти — окончательной и бесповоротной, как и все у людей, — Вольдемар не ощущал.

— Трехцветный. На счастье, — негромко произнес он. Хотел погладить, но так и застыл с протянутой рукой. Несколько красных капель сорвались с пальцев и окропили шерсть.

«Брат мой по крови… И по смерти».