Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 189 – Екатерина Ландер

При упоминании Хранителей и Гусева у меня екнуло в груди. Не оставалось сомнений, что теперь шоу перестало быть просто представлением. Отвлекшись на Вольдемара, я совсем упустил из виду Ярослава. Не надо было зевать, но… Я задержался на этом «но» с безжалостным осознанием своей беспомощности.

Пока Потусторонний вещал, я тревожно озирался по сторонам и понять не мог, что не так, хотя определенно происходило странное. Не оформившаяся еще ни во что конкретное, опасность колким электричеством пульсировала в воздухе. И никто не замечал ее неумолимо нависшую над головами тень.

Но если я чувствую, значит, я способен ее разгадать?

«Думай, Вася, думай…»

От родившейся внутри концентрированной сосредоточенности заломило виски.

«Давай же! Что не так?..»

Я зажмурился… А когда распахнул глаза, увидел их.

Десятки манекенов в болтавшейся на них одежде стояли и держали за руки таких же кукольных детей. Гладкие пластиковые лица их все как одно были обращены к сцене. С мерным шорохом зубчатых колес шевелились внутри манекенов механические сердца. В остальном на площади царили безмолвие и мертвая неподвижность. Куклы впитывали слова Потустороннего, внимали им, как внемлют полководцу идущие в бой солдаты.

Только Вольдемар отнюдь не напоминал полководца. Придворный шут, напяливший шутовской же костюм, с глазами-буравчиками прожженного жулика, с уверенной самоподачей шулера, умело раскидывавшего на столе карты.

Какие карты?

Я снова поискал Ярослава и не увидел его в толпе.

— Вы наверняка слышали о них! — заверил Потусторонний. — Хотя бы мельком. Так называемые Хранители создали свой ненаглядный Институт, назвавшись историками и поделившись частичкой своего знания с простыми смертными. Впрочем, тоже не такими простыми, надо отдать им должное…

Вытянувшиеся по струнке манекены согласно закивали. Теперь же куклы с заводными механизмами вместо сердец напоминали верную до гроба паству, а Вольдемар — смазливый мерзавец Вольдемар — светил им со сцены сладкой пустой улыбкой палача.

— Рассеченный на слои город дает им пространство для манипуляций. От куска пирога не отказываются — за него грызутся насмерть. Ведь к кому, если не к ним, обращаются в случае особенных происшествий? Знания НИИ ГИИС так ценны. Хранители не захотят их потерять. Но, право, власть и жажда контроля кого угодно лишат рассудка… Вот только город должен остаться один! И это будет наш город!

Снова грянули аплодисменты. На этот раз странные: они походили на стук расписных деревянных ложек — немелодичный, дребезжащий, пугающий. Вольдемар подождал, пока зрительский восторг поутихнет, и продолжил:

— И мы кое-чему научились за пару веков, которые живем под гнетом этих псевдоисториков.

Вольдемар взмахнул широким рукавом. Куклы синхронно повернули головы, обращая взор на Александровскую колонну.

Я проследил за ними и ахнул.

Александрийский столп покрывали густые наросты буро-зеленой плесени. Они колыхались, пульсировали, шевелились ворсисто, опадая и снова вздымаясь волнами, будто огромные челюсти, занятые беспрестанным пережевыванием. Мрамор под звездной плесенью крошился и покрывался сетью частых извилистых трещин. Основание колонны просело и перекосилось. Еще полминуты, быть может минута — и махина весом в шестьсот тонн опрокинется навзничь…