Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 215 – Екатерина Ландер

— Наконец-то удалось оформить их красиво, — точно оправдываясь, пояснила мама. — А то все в компьютерах и телефонах. Вдруг что случится…

В ее «что случится» мне послышалось непроизнесенное: «Вдруг вы все исчезнете навсегда», — и мне захотелось вскочить на ноги и убежать обратно в комнату. Чужое горе — тяжкая вещь. А когда это горе близкого человека, под его грузом можно сломаться.

Но вместо побега я продолжала сидеть и разбирать фотографии.

Затаив дыхание, я тасовала снимки и все ждала, пока мне попадется Василиска, но сестры не было — то ли по роковой случайности, то ли из-за потаенных, еще гниющих внутри мыслей: «Посмотри, как хорошо было до тебя. Как спокойно. Как счастливо. А теперь ты исчезла, но покоя все равно нет».

От этих гнусных слов мне стало тошно. Тоска и отвращение к самой себе скрутили изнутри так, что захотелось выйти в окно, лишь бы не чувствовать ничего.

А если она и вправду выпала из окна? Если разговор о ней между блондином и куклой в мастерской мне померещился? И все вообще было зря?..

Нет!

Я машинально затрясла головой, сбрасывая наваждение, и мама удивленно обернулась:

— Все хорошо?

Я кивнула. Странный вопрос, на который не ответишь вслух «да», не покривив душой. Чтобы не смотреть маме в глаза, я перевела взгляд на ковер и поняла, что все фотографии Лиски лежали тут, бережно отобранные маминой рукой.

Она и теперь держала одну. Всматривалась в мелкие детали, разглаживала пальцем потертости.

— Так странно. Почти новый снимок.

Я отобрала фотографию и поднесла поближе к глазам. Глянцевую фотобумагу покрывала сеть мелких трещин. Краска вокруг них шелушилась, откалываясь и теряя яркость. Круглое Лискино лицо с щербатой улыбкой и двумя торчащими по бокам светло-русыми хвостиками казалось блеклым. Исчезающим.

Я все поняла. Но ничего не сказала. Вернула снимок. Поковыряла пальцем ковровый ворс.

— Мам? — наконец глухо позвала я.

— Что?

— Скажи, а у нас были в семье сумасшедшие? Или я первая?

— С чего ты взяла, что ты сумасшедшая?

— В полиции же мне не поверили. И ты… тоже не слишком.

— Я верю тебе. Просто… странно все. Слишком.

— Ты не ответила на вопрос, — упрямо повторила я.

Мама тяжело вздохнула. Задумалась. Так набираются решимости заговорить на неудобную тему. У всякой семьи есть такая запретная зона, куда не принято заходить без веской причины. Ее огораживают забором с колючей проволокой и обходят стороной, на почтительном отдалении, склоня голову в знак уважения.

— Не сумасшедшие, — сказала она. — Во всяком случае, не помню, чтобы ее от чего-то лечили. Но со странностями однозначно.

— Тетя Зина?

— Откуда знаешь?

Вспомнились полчища настенных часов из недавнего квеста по зеркальному коридору, и как их вторящий друг другу перезвон, напоминающий стук множества механических сердец, заполнял пространство. Я невольно поежилась.

— Просто, — пожала я плечами и соврала: — Распространенное имя в те времена.

— Это правда. — Кажется, мама не заметила уловки.

— А кто она?

— Сестра бабушки моей, но все звали ее именно теткой. Я тогда студенткой была, мало что помню: мысли вокруг другого крутились. Жила у них, лишь бы не в общаге, а они — всю жизнь на Васильевском, но хоть убей не помню, в каком доме. Квартира эта ужасная: бывшая коммуналка, тараканы, сквозняки. И сидячая, прости господи, ванна! Соседи считали тетку Зину ненормальной. Вечно она жаловалась на какие-то стуки в стенах или из-под пола. Их больше никто не слышал. А она боялась.