Онлайн книга «Потусторонним вход воспрещён»
|
— Волковское кладбище? — сообразил я. — А вы догадливы, Василь Наумыч. — Как вы узна… — удивленно начал я, но Гусев перебил: — Я же обещал помочь найти Ключ. Пойдем. — Он указал в сторону от основной тропинки. Я пристроился рядом, и мы уверенно двинулись прочь, вглубь заросшей территории. Очень быстро звуки улицы стали едва различимы и в конце концов стихли совсем. Ветер качал голые ветви деревьев и кустарников. Заросли сделались гуще и неопрятнее и теперь лезли под ноги, мешая идти. Надгробия уже не возвышались стройными рядами, как на окраине, а внезапно возникали тут и там, точно вырастающие из-под земли уродливые грибы, облепленные плесенью и мхом, с коричневатыми подтеками и почти невидимыми надписями. Я скользил на узкой тропинке и всячески старался не упасть, но продолжал глазеть по сторонам в надежде обнаружить тот самый похожий на стол памятник. — Кладбище. Храм людской памяти. Подземный город со своими правилами. Настоящее Зазеркалье… — Гусев кашлянул и с выражением произнес: — Где бы ни был я, везде, как тень, со мной — Мой милый брат, отошедший в жизнь иную, Тоскующий, как ангел неземной, В своей душе таящий скорбь немую, — Так явственно стоит он предо мной. [97] — Говорят, здесь был некрополь масонов [98], — сказал я и пояснил: — Вчера начитался. В Интернете. А еще сорок заживо похороненных большевиками священников. Директор музея хмыкнул с непонятным мне выражением. — Священники не здесь, а на Смоленском. [99] Хотя, честно скажу, не припомню ничего об этом случае, кроме разговоров. Где все ваши? — внезапно поинтересовался Глеб Борисович. — В лаборатории. Гусев удовлетворенно кивнул: — Главное, на дамбу не суйтесь. «Что там?» — хотел спросить я, но промолчал и вдруг зябко поежился. Холоднее становилось не только от ветра — стылый воздух будто шел из самой земли, хватал за ноги, пробирался под куртку, царапал легкие. Чем дальше, тем тяжелее было идти. Говорить — еще тяжелее. Директор коснулся моей руки, и я услышал в голове его тихий, но ясный голос: «В начале было слово. А в конце, где умирает время и растворяется память, нет ни слов, ни теней, ни мыслей. Поэтому осторожней». И добавил вслух, так непринужденно, что я подумал, будто вся предыдущая часть мне померещилась: — Почти на месте. Гусев отвел в сторону разлапистую еловую ветвь, и мы очутились на относительно ровной и сухой площадке. Я узнал ее сразу. Из земли вразнобой торчали серые и черные памятники. Самый крупный из них напоминал перекошенный на один бок прямоугольный обеденный стол. Гусев подошел к нему, рукавом пальто протер табличку на боковой части надгробия. Жестом, каким чуть раньше подзывала меня во сне Кшесинская, поманил поближе. Я послушно шагнул на поляну и увидел лапчатый крест на граните и полустертое имя рядом: Александр Васильевич Пель. Пель. Так вот оно что… — Смотри, — сказал Глеб Борисович, склоняясь надо мной. — Если ты ничего не перепутал, Ключ должен быть здесь. Я смотрел во все глаза, но не замечал ничего странного. Обычная надпись. Во сне мне не удавалось разглядеть даты рождения и смерти, но теперь они, вырезанные в камне, проступали объемно и ярко. Но ведь это не Ключ?.. — Смотри внимательно, — назидательно повторил Гусев. И в этот момент я и правда увидел… …Мерцающее голубовато-белое сияние висело над поверхностью камня полупрозрачной голограммой. Бесплотной, зыбкой. Свет складывался в череду цифр — теперь я различал это совершенно четко. |