Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 280 – Екатерина Ландер

Марго тронула меня за рукав: на светофоре загорелся зеленый. Мы перешли запруженную машинами дорогу и углубились в улицы острова.

Я решился заговорить с ней, только когда мы подходили к аптеке Пеля.

— Ты просто знай, что никто не вправе диктовать тебе, кем быть. Приезжей или местной, с Институтом или вне его… — Хотел добавить «в отношениях или без», но передумал. — Главное определяется другим. Тем, кем ты себя ощущаешь.

Марго ненадолго притормозила на крыльце. Благодарно улыбнулась, крепко сжала мою ладонь, шепнула:

— Спасибо. — И, не оборачиваясь, пошла дальше.

Едва открыв дверь, я чуть не налетел лбом на поставленную в проходе лестницу. Музей был закрыт на выходной и без посетителей казался просторным и гулким, как школьный спортзал во время летних каникул.

— Мама запрягла нас в хомут генеральной уборки, — возвестил Пашка с вершины стремянки. Было очень непривычно видеть в нем обыкновенного, смешливого парня, а не коварного Мастера кукол, но я надеялся скоро привыкнуть. Если это «скоро» у нас еще будет, ведь история с древними проклятиями и легендами потустороннего Петербурга не закончилась.

— Давно пора, — наставительно отозвался Ярослав, сидящий в кресле возле столика с музейными экспонатами и брошюрами: «Музей открыт для посетителей ежедневно. Запись на экскурсии…».

По другую сторону стола в просторном кресле сидела кукла в полный рост, изображавшая бородатого аптекаря в халате и с пенсне в золотой оправе. Перед ним на старинных весах лежали крошечные пилюли и ампулы с желтоватой мутной жидкостью.

— Ну, как нас… — косясь на брата, проговорил Пашка.

Ярослав не растерялся:

— Того, кто почти неделю прозябал непонятно где. Поменьше разговоров. Нас просили управиться до вечера. Как ты, Лисик? — бросил он Василиске.

Девочка насупилась, надула губы и очень серьезно, по-взрослому сказала:

— Я не Лисик, я — Василиса. И вообще, мама сказала, с чужими нельзя разговаривать.

Я не удержался и громко засмеялся.

Внезапно ног коснулось что-то мягкое, я охнул и невольно отпрянул. Но то оказался всего лишь кот — трехцветный, очень худой, с проплешинами на боках. Зверь настороженно пошевелил рваным ухом, глухо мявкнул, будто не он, а я на него наткнулся, и гордо удалился, подволакивая заднюю перебинтованную лапу.

— Феликс вернулся? — обрадовалась Марго.

— Ага. Нарвался на каких-то уродов-живодеров. Но хоть живой, — сказал Ярик.

— Осторожно!

Раздался возглас, и в шаге от меня грохнулась об пол рамка с фотографией. В стороны полетело стекло. Василиска вскрикнула, но не испуганно, скорее восторженно, как всякий ребенок, воспринимающий мир со всей присущей возрасту простотой и открытостью.

— Осторожно, зашибу, — шутливо предупредил Пашка, спрыгивая с лестницы.

— Ты уже, — буркнул Ярик и поднялся.

Пашка метнулся в подсобку за совком и веником.

— Старая примета, — задумчиво сказал Ярослав. — Если упал портрет Хранителя, жди гостей.

Мы все сгрудились возле портрета, рассматривая потрескавшийся от времени холст с тонкими мазками краски.

На портрете был почтенного вида господин во фраке, с закрученными усами и аккуратной бородкой, широким представительным лбом и гладко зачесанными назад волосами. На груди покоился орден в виде креста.

Ярослав объяснил:

— Это Александр, сын Вильгельма Пеля, основавшего эту аптеку. Он не только продолжил семейное дело, но и привел его к процветанию. Говорят, Пель-младший тоже увлекался алхимией, но, в отличие от отца, сумел закончить начатое — получить философский камень, как известно, не только превращающий любой металл в золото, но и дающий бессмертие. Свидетели тех времен утверждали, что могила Александра в склепе Пелей на Волковском кладбище на самом деле пустует и он до сих пор живет где-то под другим именем.