Книга И жили они долго и счастливо, страница 147 – Алёна Селютина

Кощей прошел мимо пустого постамента. Здесь должен был находиться флакон с огоньком из Смородины. Сможет ли он шагнуть в нее, когда придет срок? Или струсит, смалодушничает и так и останется жить вечной тенью самого себя? Или случится худшее, и его сорвет, и сила хлынет из него, сметая все на своем пути…

Впрочем, не стоит думать об этом сейчас. У него еще есть время, чтобы найти решение. Не так много, но есть. А когда они с Василисой уйдут в Навь, времени станет куда больше. Но имеет ли он право привести ее сюда, даже если она сама об этом попросила?

Кощей сделал еще шаг и резко остановился. Повернулся к постаменту, на котором стояла древняя, почерневшая от времени кособокая деревянная шкатулка с грубым, неумело вырезанным рисунком на крышке, словно резал ребенок, пробуя себя в этом деле впервые.

Было еще несколько вопросов, на которые Кощей хотел бы получить ответы. Когда благополучие Василисы стало для него важнее его собственного? Как получилось, что он и правда готов был ее отпустить, лишь бы не сделать больно? В какой момент ему захотелось полюбить ее, потому что она была достойна не только его заботы, но и самой любви? И почему было так тяжело от осознания того, что он, бездушный, никогда не сможет этого сделать?

Кощей подошел к постаменту, аккуратно снял хрустальный колпак и отложил его в сторону. Провел пальцами по изрезанной крышке. Нахмурился. Ему все казалось, что он о чем-то забыл. Это ощущение не покидало его с тех пор, как он шагнул в зеркало, и изрядно мучило. Он перебирал принятые меры, будто бусины на четках, и никак не мог понять, о чем же мог не подумать. А может, это было связано вовсе не с Василисой? Но вот сейчас, при взгляде на шкатулку, на задворках сознания шевельнулось что-то…

И тут Кощей вспомнил. Кольцо! Он не проверил Василисино кольцо! А ведь после нападения Марьи оно могло разрядиться.

Ужас холодом скользнул вдоль позвоночника и обосновался в животе. Нужно было немедленно вернуться домой! Кощей развернулся, намереваясь как можно скорее подняться в замок и добраться до зеркала, но в этот момент Навь содрогнулась от невиданной силы призыва. И Кощей узнал голос, что позвал его подданных прийти и преклонить колени.

* * *

В чувства Василису привели собаки. Хугин так яро вылизывал ей лицо, а Мунин с таким отчаянием то бодал головой в грудь, то толкал лапами в плечи, что они просто не оставили ей выбора.

– Все, все, – прошептала Василиса, только чтобы успокоить их, обняла, и ощущение лоснящихся шкур и перекатывающихся под ними мышц дало ей опору.

Нужно было сделать что-то простое. Что-то, не требующее от нее особых усилий и раздумий. Василиса огляделась, увидела рассыпавшиеся продукты и стала складывать их обратно в пакет. По одному яблоку. По одному апельсину. Подняла шоколадку, покрутила в руке. Наверное, стоило проглотить кусочек – возможно, это помогло бы, но от одной мысли о том, чтобы что-то съесть, появилась тошнота, и шоколадку она тоже отправила в пакет. В конце концов на траве осталась только открытка. Василисе было мерзко к ней прикасаться и уж точно не хотелось заносить эту гадость в дом. Но она должна была показать ее Кощею. Кто бы ни прислал открытку и чего бы он ни хотел ею добиться, он явно был не расположен к ее мужу, и она не могла не сообщить ему об этом.