Книга И жили они долго и счастливо, страница 146 – Алёна Селютина

Нигде он не чувствовал себя так хорошо, как здесь.

Разве что рядом с Василисой.

Артефакты дарили ему уверенность в собственной мощи. Были доказательством его силы. Делали непобедимым. Здесь – в хранилище – он чувствовал себя величайшим колдуном. Но тут всегда было холодно, и пустота в груди, образовавшаяся, когда Чернобог, смеясь, вырвал из него душу, тянула в себя этот холод, становясь от этого все больше и больше.

А рядом с Василисой Кощей снова чувствовал себя человеком. Она дарила тепло. Согревала. Каждый раз, когда она обнимала его, когда он просто прикасался к ней, ему казалось, что все эти пять сотен лет были лишь дурным сном и что голубая искра, заточенная в перстне на его мизинце, снова вернулась на свое законное место. Когда они только начали встречаться, эффект сохранялся, пока длилось прикосновение. Спустя пятнадцать лет брака ему становилось легче, стоило ей позвонить или переступить порог их дома. Ему становилось теплее, стоило подумать о ней.

Но была и обратная сторона. Много лет назад, когда Василиса взяла его за руку в лесу и он впервые за долгие-долгие годы ощутил себя живым и согретым, ему захотелось заполучить ее в свою коллекцию. Присвоить, спрятать, заключить под хрустальный колпак и пить ее тепло столько, сколько понадобится, чтобы окончательно согреться. Но стоило Василисе почувствовать, что он давит на нее, пытается ограничить ее свободу, стоило ей испугаться, и она закрывалась от него, а источник тепла иссякал.

Василиса была словно птица, согласная петь лишь на воле. В клетке она умолкала. Кощей не понимал природы этой магии. Он прочитал все, что смог найти, но нигде не была описана подобная сила. Более того, за прошедшие годы он убедился, что Василиса сама не догадывалась, чем была наделена, и не контролировала этот поток. В первое время, стоило им поругаться, она замыкалась и переставала отдавать ему тепло. Сейчас же даже во время и после ссоры этого не происходило, разве что совсем редко. Кто бы сказал ему почему?

После очередного артефакта Кощей замедлил шаг и свернул влево. Прошел мимо молодильных яблок, небольшого клубка из золотой шерсти, стареньких поношенных сапог…

Сейчас мысль о том, чтобы сделать из жены экспонат, вызывала в нем отвращение. Как это могло прийти ему в голову? Все равно что спрятать солнце под землей. Заточить огонь на дне океана. Даже хуже, чем просто убить ее. Василису нельзя держать под стеклом. Она – сама жизнь и должна оставаться такой. Однажды он уже пленил ее. А потом следом за ним точно так же поступил Иван.

Порой вопреки собственному желанию Кощей думал о том, что все могло сложиться иначе. Как быстро он бы сломал ее, возьми все-таки в жены, когда похитил у Яги? А стань действовать по-другому, начни ухаживать – смогла бы она полюбить его? А если бы он действительно явился к ее отцу? Впрочем, вряд ли бы тот обрадовался… А если бы Иван догадался выпустить жену из терема? Василиса захотела бы отблагодарить – и отблагодарила бы. И Иван до сих пор был бы жив: Кощей ни мгновения не сомневался, что Василиса сумела бы продлить его дни. Родила бы ему еще детей. Они были бы счастливой любящей семьей, и Кощей бы никогда не узнал ее объятий. Но на его счастье, Иван о подобном не задумался.

Свобода… Все, что было нужно Василисе, – это свобода. И тот, кто не станет на ее свободу посягать. И при этом сумеет позаботиться о ней. Чем лучше он заботился о Василисе, тем щедрее она делилась теплом. Кощея пугало понимание того, что он совершенно разучился жить без нее, но возможность потерять ее вселяла в него еще больший ужас. После того, что произошло, этот ужас стал едва ли не паническим. Но даже без Марьи Василисе все равно грозила скорая смерть. Кощей мог сколько угодно ненавидеть Моревну, но она была права: весь отпущенный Василисе срок был жалкой насмешкой над его бессмертием.