Книга И жили они долго и счастливо, страница 247 – Алёна Селютина

Божена нахмурилась, но в хмурости этой не было злости или гнева – скорее, она просто задумалась.

– Не может любить… – повторила она так, словно пробовала эти слова на вкус, а потом покачала головой. – Из года в год Данила больше шести месяцев ждет меня, пока я сплю. Поит укрепляющими отварами, следит, чтобы моему телу было спокойно и безопасно. Выхаживает, когда я пробуждаюсь. И держит за руку, когда принимаю зелье, чтобы уснуть, ведь это страшно, каждый раз как маленькая смерть. Ты полагаешь, это не любовь? А что вообще такое любовь?

– Я не знаю, – честно ответила Василиса. – Но хочу понять.

Божена серьезно кивнула.

– А даже если это и не любовь, – продолжила она, – то есть ли смысл пытаться дать этому название? И разве только любовь имеет право на жизнь? Порой я смотрю на других, и мне кажется, что мы с Данилой даем друг другу все то же, а может, и больше… И потом… Любовь так часто приносит боль. Я вижу: тебе тоже принесла и до сих пор мучает тебя… Ты оставила того, кого очень любишь… А вот Данилу любовь обратила в камень. Мои родители любили меня. Назвали Боженой – богом данной. А в результате прожили со мной лишь три зимы, потому что тяжело лето за летом терять дочь и не знать, вернется ли она. Данила дает мне надежду и уверенность. А я ему – покой. И я не боюсь его прикосновений, какими бы холодными они ни были, а он – моих. И для нас это ценно. И нам с ним не нужна любовь. Впрочем, – Снегурочка отвела взгляд, – не знаю, имею ли я право рассуждать об этом. Я ведь не человек. Может быть, вы ощущаете все по-другому и нуждаетесь в другом…

– Нет! – замотала головой Василиса.

И ей, столько месяцев убежденной, что Данила лишь кусок камня, вдруг стало невыносимо стыдно. И он, и Божена тоже умели чувствовать и страдать и тоже хотели самого простого – тепла и поддержки, кого-то близкого рядом. Как же она могла думать иначе?

– Нет, – повторила Василиса. – Я уверена, что ты вправе, и более, чем другие.

Снегурочка снова улыбнулась.

– Мне приятно, что ты сейчас подумала обо мне как о человеке… С тех пор как вы стали парой, ты стала живее. Словно оттаяла… Или словно он разжег в тебе костер… Он поделился с тобой огнем, да? Ведь в нем столько огня… Порой это пугает… А ты совсем не боишься… – нараспев произнесла она, ни капли не смущаясь, а у Василисы вспыхнули щеки: Божена знала!

Василиса судорожно попыталась придумать, что ответить, но ответ не понадобился. Не прощаясь, Снегурочка вдруг ни с того ни с сего развернулась и пошла прочь по коридору, но через несколько шагов опомнилась, обернулась.

– Не волнуйся, я никому не говорила, – заверила она, а потом взгляд ее неожиданно погрустнел. – Василиса, если тебе не сложно, когда я сплю, заходи иногда к Даниле. Ему важно слышать человеческий голос, обращенный не с просьбой, а с простым дружеским участием.

– Он раздражается, если я захожу, – призналась Василиса. – Я не хочу докучать.

– Он просто отвык от людей, – совсем печально вздохнула Божена. – Я буду тебе очень благодарна, Василиса.

И она снова развернулась и больше уже не оборачивалась, и бубенцы на ее браслетах печально пели свою последнюю для этой весны песню.

* * *

Тем вечером сразу после ужина Василиса сбежала в гостиную. После работы Настя затащила ее в торговый центр, а там недавно открылся целый отдел товаров для рукоделия. Василиса полчаса ходила вдоль рядов, пытаясь убедить себя, что ей ничего не нужно, а потом разозлилась и решила, что имеет право себя побаловать, она и так слишком долго отказывала себе в этой маленькой радости. Первые два года в этом мире ей ничего особо не хотелось, хватало и того, что она сама шила себе платья, но, с тех пор как она сошлась с Кощеем, руки все чаще стали просить работы для удовольствия, а не для дела. Так что к нему домой Василиса приехала увешанная пакетами и едва дождалась момента, когда стало можно отдаться любимому занятию. Полная предвкушения, она разложила все свои приобретения на диване, раздумывая, что именно хочет сделать. Решила, что могла бы вышить птицу. Оставалось придумать рисунок и выполнить эскиз на ткани, и можно было приступать.