Книга И жили они долго и счастливо, страница 91 – Алёна Селютина

Его слова заставили Василису похолодеть. Выходило, Кощей согласился с выводами Баюна, а значит…

– Она сильнее, – прошептал Сокол. – Она убьет его. Баюн… Лебедь…

Но Василиса не дослушала. Игнорируя слабость, она вскочила на ноги и кинулась в лес. Луна вышла из-за туч, осветив путь. Где-то впереди за деревьями лес то и дело озарялся вспышками. Василиса почти добежала, когда цепочка на шее рванула ее вперед, сжимаясь, и она едва успела просунуть под нее пальцы. Казалось, будто кто-то схватился за звенья и тащит ее за собой. Василису вынесло на небольшую поляну и кинуло на землю.

– Вот видишь, – сказал ненавистный голос у нее над головой. – Я же говорила, что она все еще жива. Разве я когда-нибудь врала тебе?

Василиса захрипела, не в силах сделать вдох. Перед глазами почернело.

– Оставь ее, – ответил Кощей. – Я призову его.

Марья засмеялась, но цепочка на шее Василисы ослабла, и она судорожно втянула воздух. Легкие обожгло. Она вдыхала и не могла надышаться.

– Жалкое зрелище, – заметила Марья. – У тебя явно испортился вкус, Кощей. Раньше ты был эстетом.

– Вкус подвел меня только один раз. Сними с нее эту гадость, отпусти, и я сделаю то, что ты хочешь.

– И ты думаешь, что я тебе поверю? – раздраженно воскликнула Марья. – Нет, ты сделаешь это сейчас, а иначе…

Цепочка снова сжалась, впиваясь в шею. На этот раз Василиса не успела среагировать и подставить ладонь, но ей повезло – она только-только сделала вдох. Она подняла глаза и увидела Кощея. В руках он держал меч, который Василиса тут же узнала. Невосприимчивый к магии и отказывающийся возвращаться в ножны, не испив крови, Меч-кладенец был грозным оружием, а в руках ее мужа и вовсе неукротимым. Кощей редко доставал его.

Кощей вскинул руку, цепочка на шее у Василисы начала разжиматься, она поспешно сделала новый вдох, но Марья засмеялась, и цепочка вновь сдавила горло. Они дергали за нее каждый в свою сторону, но ни один не мог одолеть другого – их силы оказались равны.

– Хватит, – без какой-либо надежды полузадушенно прохрипела Василиса.

– А и правда, – отозвалась Марья, и цепочка разжалась, Василиса обессиленно упала в траву. – Начинай, Кощей. Призови Чернобога прямо сейчас и убеди его провести ритуал, иначе я убью девчонку прямо у тебя на глазах, и ты ничего не сможешь сделать.

– Это не так просто, – ответил Кощей, и впервые за все то время, что Василиса знала его, в его голосе ей послышалась нерешительность.

– Тогда тебе стоит поторопиться, – ответила Марья.

И тут произошло одновременно три вещи. Луна зашла за тучи, мимо Василисы промчалась с громким лаем огромная черная собака, а Марья отвлеклась, взглянув ей вслед. В этот момент на нее спикировал сокол, впиваясь острыми когтями в руку, сжимающую цветок. Моревна вскрикнула от боли и от неожиданности разжала ладонь. Белый цветок упал прямо рядом с Василисой. Из последних, непонятно откуда взявшихся сил она схватила его.

И все замерло.

Мир застыл, повинуясь ее желанию остановить творящийся кошмар. Василиса ощутила, как сила наполняет ее до краев, при этом оставаясь подвластной ей более, чем когда-либо прежде. Ее собственная странная сила, которую она до сих пор не до конца понимала. Никогда она не ощущала себя настолько могущественной. Все внезапно стало предельно ясным. Лес вокруг раскинулся перед ней, словно на ладони, и зазвучал тысячей голосов. Василиса услышала, как стучит сердце волка где-то поблизости, как умывает мордочку белка, как чистят перья птицы, как ползет по травинке жук, как жадно пьют воду деревья. Поляна, до этого окутанная ночной тьмой, озарилась светом. Он шел отовсюду: от каждой травинки, от каждого листа, словно лился из самого воздуха. Василиса видела каждую росинку, выпавшую этой ночью, ощущала, как рисует узоры в воздухе незаметный доселе ветерок. И внезапно очень четко осознала, что представляет собой ее сила. Во что она превратилась в подземельях Кощея. Какой глупостью было не доверять ей. Магия жизни, пропущенная сквозь смерть, сопряженная с ней. Перунов цвет не давал новых сил, лишь многократно – тысячекратно – усиливал уже существующие. Сейчас она не просто чувствовала природу – она была ею, и все ее дети были послушны ей в той мере, в какой вообще бывают послушны дети. Она не нуждалась в истинном зрении, чтобы прозреть и увидеть. Она черпала знание о мире и каждом его фрагменте из самого бытия. Жаль только, не всегда понимала, что именно теперь знает. Но ведь это лишь пока…