Книга И жили они долго и счастливо, страница 94 – Алёна Селютина

– Я не знаю, как просить прощения, – сказала Василиса Финисту, когда все было закончено. – Мы так виноваты перед тобой.

– Не ты, – вздохнул он.

– Я тоже, – ответила Василиса, и по тому, как Сокол прищурился, глядя на нее, поняла, что он обо всем догадался.

– Настя рассказала? – спросил он.

Василиса кивнула.

– Она злится на меня, да? – вздохнул Финист. – Я должен был придумать что-то еще или не соглашаться с тем, чтобы она пошла со мной сюда…

– Вообще-то она во всем винит себя и уверена, что ты тоже ее винишь, – ответила Василиса.

Сокол потрясенно воззрился на нее, но в этот момент на поляне появился Баюн – Василисе он виделся большой грозовой тучей, – и разговор пришлось прервать. Баюн шипел и плевался, пока осматривал Финиста, ни слова не сказал Кощею, а ее саму удостоил одним-единственным взглядом – впрочем, крайне пристальным. И уже после того, как от тела Марьи остался лишь пепел, поинтересовался, сможет ли Василиса вернуть цветок в Лес. Попытался сделать это как бы между прочим, но она услышала в его словах скрытый смысл. Баюн хотел знать, сможет ли она отказаться от обретенной силы, которая не покинула ее даже с рассветом.

Скажи Василиса, что это решение было легким, она бы соврала. Но оно было правильным.

– Пойдешь со мной, чтобы убедиться? – спросила она Баюна.

– Я тебе верю, – ответил Баюн. – И потом, ты себя в зеркале видела? Думаю, если сила останется при тебе, мы все это заметим.

Василиса взглянула на свои руки: они словно подсвечивались изнутри. И кажется, выглядели куда моложе, чем обычно.

Лес бросил под ноги Василисы тропу с такой готовностью, словно ждал этого много лет. Достаточно было просто пожелать и обернуться, чтобы увидеть ее. И Василиса поняла: все эти годы она боялась зря. Лес бы не стал удерживать ее. Он был лишь отражением ее собственных желаний. Но при этом любил ее и скучал по ней так же, как сама она скучала по нему. Василиса взяла Кощея за руку, и муж послушно побрел за ней. Они шли по тропе, и она чувствовала себя так, будто вернулась в отчий дом. Здесь легче дышалось – и все равно не получалось надышаться. И все вокруг было таким знакомым и родным, что Василису одновременно обуревали нежность и тоска по этому месту.

Да, она была дома.

Наконец они дошли до зарослей папоротника. Василиса положила цветок на землю, он пожух и высох, рассыпался в труху, а на его месте пробился росток и тут же пустил побеги, развернул листья, превращаясь в зрелое растение.

Стоило положить цветок на землю, как сила ушла, и без нее Василиса почувствовала себя осиротевшей и пустой. Она была рада, что это произошло в Лесу. Сейчас ей нужна была поддержка родного места. В груди снова заныло, но здесь Василисе показалось, что она вполне сможет справиться с этим и сама.

И она задала мужу свой вопрос, потому что он был слишком важен для нее и сделать это здесь и сейчас было не так страшно. Возможно, дома она не решилась бы на него никогда.

– Я жалею, что именно я убил ее, – сипло ответил Кощей. – До последнего надеялся, что это сделает Сокол, хотя и понимаю, что это было малодушно.

Кощей сошел с тропы и сел на поваленное дерево. Похлопал ладонью рядом с собой – мол, садись, в ногах правды нет. Василиса неуверенно подошла к нему, опустилась рядом.

– Я видел в ней себя, – признался Кощей. – Все самое темное… Я не уверен, что вправе был судить ее. Я ничем от нее не отличаюсь.