Книга Дочь врага Российской империи. Гимназистка, страница 110 – Василиса Мельницкая

Как я поняла, какие-то из традиций сохранились и теперь, но жестокое обращение с младшими и издевательства были запрещены. И кто его знает, как там оно, на самом деле.

Ольге я, конечно же, позвонила. А она обрадовалась и попросила зайти, несмотря на то что через день мы встретимся в гимназии. Бестужев отвез меня к особняку Романовых, ничуть не возражая против этой встречи. Впрочем, они же с Олей друзья, хоть он и временно нежеланный гость в ее доме.

Однако вместо Ольги в особняке меня встретил Артемий Михайлович, ее отец.

— Оля велела передать тебе искренние извинения, — заявил он, едва я поздоровалась. — Ей срочно пришлось сопровождать мать, предупредить она не успела. Они скоро вернутся, Оля просила подождать.

В то, что Ольга могла куда-то уйти, я верила. И в то, что она не успела меня предупредить — тоже. Однако сомневаюсь, что передать извинения она могла с отцом. Скорее, написала бы записку и поручила бы ее какой-нибудь горничной. К тому же, моя эмпатия усилилась, и я определенно чувствовала какую-то фальшь в словах министра Российской империи.

— Я, пожалуй, пойду, — вежливо, но уверенно произнесла я. — Зайду в другой раз.

— Нет, останься. — Улыбка сползла с его лица. — Мне надо с тобой поговорить. Прошу в кабинет.

«Не смей приближаться к моей дочери. Ты ей не ровня», — все, что могло прийти мне в голову. К такому я была готова. К тому, что сказал Артемий Михайлович, устроившись рядом со мной на кожаном диванчике в небольшом уютном кабинете, нет.

— Яромила Морозова, верно? — спросил он.

— Михайлова, — возразила я, холодея.

Даже не знаю, чего испугалась. Министр внутренних дел вполне мог потребовать мое личное дело для изучения. И пусть я бывшая Морозова, что это меняет? Все то же «не смей» и «не ровня».

— Знаю, — сказал Артемий Михайлович. — Но… ты не помнишь родителей? Ты не можешь не знать, тебе было лет семь, когда…

Как-то странно это прозвучало. С сочувствием, с участием. Наверное, оттого я осмелела настолько, что перебила министра.

— Я знаю, Артемий Михайлович. Но не помню. Я ничего не помню из-за пожара.

— Из-за какого пожара? — удивился он.

А это еще интереснее. То есть, мое дело он не запрашивал?

— В приюте был пожар, я пострадала. После больницы из приюта меня забрали опекуны.

— Ах, вот как… — произнес он задумчиво. — Яра, видишь ли, мы были дружны с твоим отцом. А ты очень похожа на маму. Я не мог тебя не узнать.

Я чуть не ляпнула, что об этом мне уже говорили, но вовремя прикусила язык.

— И… что? — спросила я, стараясь казаться спокойной. — Морозовых больше нет. Меня помиловали, и я — Михайлова. Я не помню ни родителей, ни прошлую жизнь. Вы хотели предупредить, что мне не стоит общаться с вашей дочерью? Хорошо, я не буду докучать Ольге. В гости я не напрашивалась, это она попросила зайти.

— Да Бог с тобой, Яра! — замахал руками Артемий Михайлович. — Общайтесь на здоровье. Я извиниться хотел.

— Вы⁈ — вырвалось у меня. — Но… зачем?

— Я же сказал, мы с Иваном дружили. Когда это все произошло, я был за границей, в служебной командировке. Только поэтому не успел позаботиться о тебе. Когда вернулся, мне сказали, что ты погибла в приюте. Прости, я не смог помочь дочери своего друга.

Я все еще не понимала, зачем он мне это говорит. Меня пытаются вовлечь в какую-то игру? Но зачем? Я же никто. При условии, что Артемий Михайлович не знает, что я эспер. Или это все… искренне?