Книга Дочь врага Российской империи. Гимназистка, страница 46 – Василиса Мельницкая

— Я… накрошу… испачкаю… — пробормотала я, чувствуя, как полыхнули жаром уши.

Оказывается, знание этикета не спасает, когда тебя застают врасплох.

— Я не говорил, что этого нельзя делать, — мягко произнес Бестужев, заводя мотор. — Приятного аппетита, Яра.

— С-спасибо…

Булочки с изюмом, политые сахарной глазурью, были восхитительными. Теплые, они таяли во рту. Я с трудом заставляла себя жевать, а не глотать куски. И не от голода. Есть я хотела, но вполне могла потерпеть до ужина в пансионе. Я нервничала. Разговор с Бестужевым определенно не закончен. И… Он за мной ухаживает? Или все дело в том, что я эспер? То есть, могу им стать…

Я предложила булочку Бестужеву, но он отказался. Тогда я съела все, по-плебейски облизала пальцы и спросила:

— И что же тебе от меня надо?

Мой вопрос прозвучал грубо. Но я того и добивалась. Слишком невозмутимым казался Бестужев, слишком спокойным. Так и хотелось вывести его из себя, заставить потерять лицо, выдать свои истинные чувства и намерения. Однако его ответ поверг меня в шок.

— Хочу на тебе жениться, — сказал он, не поворачивая головы.

— Не смешно, — отрезала я, отворачиваясь.

И пожалела, что съела все булочки. Сейчас бы заткнуть рот сладким тестом… и подумать о том, как вести себя дальше. Если Бестужев не шутит… Что-то подсказывало мне, что он озвучил свои истинные намерения! Так вот, если он не шутит, то давать ему от ворот поворот сейчас бессмысленно. Можно сказать, даже недальновидно. А изображать счастливую наивность — противно.

— И в мыслях не было шутить, — вполне серьезно произнес Бестужев.

И замолчал, передавая мне право следующего хода.

Что ж, попробую спрятаться за этикетом. Он поможет скрыть истинные чувства. Для них попросту не останется места. А уверенности и благостности прибавится.

— Ваша светлость… — Я чинно сложила руки. — Ваше предложение, безусловно, лестно для меня, однако вынуждена вам отказать, по причине непреодолимых обстоятельств.

— Допустим, предложения я тебе еще не делал, — невозмутимо ответил Бестужев. — Лишь озвучил намерения. Но уже любопытно, что за обстоятельства? Никак сообразить не могу.

Вот же ж…

— Не хотите же вы сказать, ваша светлость, что ваш отец, глава славного рода Бестужевых, даст согласие на брак с простолюдинкой Михайловой? — спросила я медовым голосом.

Медовым. С ложечкой дегтя. И с мыслью, как быстро Савушка откажется от желания заключить брак с крепостной Его Императорского Величества.

— А что, твой знакомый эспер… — Бестужев сделал паузу. Маленькую, но выразительную. — Не сказал, что если столь уникальный дар обнаруживается у простолюдина, то ему жалуют дворянство?

Крепостная дворянка? Я не выдержала и рассмеялась. Судьба у меня такая, быть первой во всем. Первая женщина-эспер. Первый эспер без дворянского титула. Но это при условии, что Александр Иванович не ошибся.

— И что тебя так рассмешило? — поинтересовался Бестужев.

— Да так, ерунда, — отмахнулась я. — Не обращай внимания. Слушай, ваша светлость… А, может, ты хочешь, чтобы Ольга проиграла? Вот и…

— Если бы я этого хотел, то не искал бы для нее рыжую, — перебил он. — И не перегибай, ладно?

— Одно другому не мешает, — возразила я. И добавила, так как Бестужев молчал чересчур выразительно: — Прости. Это нервное, пожалуй. Только вчера в Петербург приехала, а сегодня сам Савелий Бестужев замуж зовет. Ох, прости! Сообщает о намерениях.