Книга Дочь врага Российской империи. Салага, страница 5 – Василиса Мельницкая

— Это что? — удивилась я.

— Твой счет и отчеты. Мы договаривались, что я буду тратить деньги на твое особенное питание, но муж предложил поступить иначе. Никаких особенных расходов не было, я готовила тебе еду из тех же продуктов, что и всем, только немного иначе. Полезнее, что ли… Вот. А деньги муж положил в банк, за два года набежали проценты. Это все твое, забирай.

Это было неожиданно. И приятно. Александр Иванович говорил, что мне дадут стипендию, а за проживание в общежитии платить не нужно. И я кое-что скопила, почти не тратила деньги, что получала в гимназии. Но любая прибавка к моему скромному капиталу…

Я заглянула в папку — и потеряла дар речи. Так я и машину смогу купить! Пусть не новую, подержанную, но все же!

— Твое. Забирай, — твердо повторила Антонина Юрьевна.

— Можно вас обнять? — попросила я.

На следующий день Сава и Матвей загрузили мой багаж во внедорожник. В машину Матвея прекрасно поместились все чемоданы. От части вещей — старой одежды, уже немодных платьев — я избавлялась постепенно, до переезда. Мужа Антонины Юрьевны я успела поблагодарить рано утром. Попрощавшись с хозяйкой дома, я села в машину к Саве.

Через пару часов обе машины остановились в спальном районе, возле ничем не примечательного панельного дома. Из спорткара вышел рыжий парень — мелкий, но жилистый. Он потянулся и произнес низким голосом:

— Приехали.

К новому образу я привыкала постепенно. Короткая стрижка — последний штрих. Первое, чему меня учил Сава — это мужская пластика. Вот вроде бы мелочь, на которую не обращаешь внимания в обычной жизни, но в мужском коллективе обязательно заметят, если кто-то ведет себя иначе: не так ходит, не так сидит, не так машет руками.

Потом мы осваивали «тонкий мужской юмор», да и стиль общения в целом. «Я перед тобой будто голый», — жаловался Сава, однако добился того, чтобы я не заливалась краской всякий раз, как слышу слово «сиськи». Или что-то ядреное, не предназначенное для нежных ушек романтических барышень.

Я училась носить мужскую одежду, разбираться в марках автомобилей, футбольных командах и сортах пива. Параллельно мы придумывали легенду — все, начиная от места рождения и до момента поступления в академию. И при этом максимально приближенную к действительности.

Ярослав Михайлов, двадцати лет от роду, сирота, подкидыш. До семи лет рос в приюте, испытал сильное потрясение во время несчастного случая, до сих пор страдает от провалов в памяти, но только о раннем детстве. В семь был усыновлен семейной парой: он — врач, она — домохозяйка. Учился в Москве — в школе, в медучилище. Приехал в Петербург, поступать в академию госбезопасности, остановился у дальней родственницы приемного отца.

Иллюзию мы использовали минимально, только для лица, чтобы скрыть миловидность и огрубить кожу, особенно в тех местах, что мужчины ежедневно бреют. Специально для меня сделали артефакт, вроде того, что когда-то использовали на Карамельке. Разумеется, не в виде ошейника. Носить кольца, браслеты или цепочку с кулоном я тоже не могла. Александр Иванович остановился на относительно безопасном варианте — серьге в левом ухе.

— Будешь говорить, что твой приемный отец — казак, что правда, — учил Александр Иванович. — Единственный сын в семье казака носит серьгу в левом ухе. А твой приемный отец хотел подчеркнуть, что ты ему — как родной. Единственный и родной.