Книга Папа по контракту, или Дракона нет, но вы держитесь!, страница 110 – Селина Катрин

– Заставлял? – опешил я.

– Да, голосом. Я же сирена! Я хотел, чтобы со мной играли, и я приказывал и приказывал… Они не могли сопротивляться. Ну и отказались от меня. Леди Киора была столь добра, что, несмотря на собственное горе, усыновила меня. Я обещал ей, что буду стараться управлять своим даром и никому не наносить вреда.

Я стоял как громом поражённый. До меня как-то не доходило, что слово «сирена» здесь не просто миф или красивая легенда, а вполне себе реальное магическое существо. Ну сирена и сирена, подумаешь. Вон Юми, Сём и Рём – драконы – и ничего, справляюсь же как-то. К своему стыду, до этого момента я не удосужился уточнить у Теона, на что он способен… Его молчаливость и отстранённость я с лёгкостью списал на интровертность, ведь каждый подросток в таком возрасте немного ёж.

Но дело было не в этом. Что поразило до глубины души, так это то, что мальчишка знал с самого детства, что у него не только погибли родные родители, но и от него отказались даже дальние родственники. Какого чёрта?! Мало ли что у ребёнка не выходит в четыре года! Это же не повод выкидывать его из семьи, словно бракованную вещь. Ну да, хотел играть… Все малыши хотят играть. Наверняка можно было как-то договориться.

– Так, – произнёс я шокированно и по привычке взлохматил волосы. Увы, они у меня были теперь не короткие, а длинные, и не представляю, что образовалось на голове после этого жеста. – Так, – повторил я, беря себя в руки. Кстати, о волосах… – А то, что у тебя пряди постоянно синего цвета…

– …Чем больше я применяю магии, тем в более насыщенный синий они окрашиваются, – тут же объяснил Теон. – Сирены этим ярко выделяются. Взрослые сирены, например, на моём родном острове практически всегда ходят полностью с сапфировыми прядями, но среди людей мы стараемся как можно меньше магичить…

Так вот оно что, получается… В голове ярко вспыхнула сцена несколькомесячной давности в Живой Бухте – долговязый мужчина с синими прядями держал Теона за руку. Теон тогда откровенно врал и не хотел мне ничего говорить. Уж не дальние ли это были родственнички, которые спустя десять лет решили озаботиться тем, как выживает мальчишка? Увы, расспрашивать об этом было не к месту.

– …Я хотел отказаться от голоса вообще и тогда бы внешне ничем не отличался от обычного человека, – тем временем продолжил парень, – но мама Киора настояла, что я должен практиковать голос хотя бы по чуть-чуть каждый день.

– Правильно настояла, – автоматически вставил я.

Теон бросил на меня укоризненный взгляд.

– Я ходил по утрам вдоль кромки моря и пел песни. Я не знаю, как далеко утром зашёл сегодня, и не помню, о чём пел. Может, я пел о том, что в море жить хорошо, а может, нет… Я ничего не приказывал тому мальчику, честное слово, но наши голоса слышны на разных частотах. Томоэ мог услышать и подчиниться приказу, находясь на большом от меня расстоянии…

– А мог – и нет, – хмуро отметил я.

– Что? – Теон посмотрел на меня удивлённо.

– Я не верю, что ты причастен к этому случаю, – ответил я. – И я это докажу.

В этот момент на крыльцо (словно дожидались!) высыпали остальные трое. Очень вовремя.

– Вы запираетесь в Кураяма-дзё и никуда не выходите, – строго сказал я, оглядывая детей. – Не выходите кормить голубей на крышу, не тащите в дом ядовитых пауков, слушаетесь Аянэ. Если прилетит Киора, скажете, где я. Не прилетит – ничего страшного. Всё понятно?