Книга Нарисую себе счастье, страница 75 – Марианна Красовская

— Говорю же, подсобил кто-то, Казьмир Федотыч! У меня все строго! Я все опоры кажный вечор проверяю! И блоки промазываю! И веревки, веревки тоже в порядке были! Надысь перетерло одну, так мы заменили!

— Верю тебе, Онисим, — гудел Долохов. — Ты мужик основательный. Так, говоришь, деревяшки подломились внезапно?

— Как есть подломились! И я бы еще посмотрел, нет ли на них следов топора.

— А кому я велел консервировать карьер на зиму?

— Так это дело не одного дня! — топнул ногой Онисим. — Вода еще не встала и долго не встанет, глина послушная. Вон там, по левую руку, мы уже блоки-то убрали, а тут еще хотели…

— Много хотели, — обрубил Казимир. — Ты ведь понимаешь, что у людей погибших — жены и дети?

— Понимаю, — скис мужичок. — Вы эта… мое жалование им отдайте. Виноват я. Нужно было прекращать работы, как вы сказали. А я думал…

— Двое погибли?

— И трое поломались. Теперь долго лежать будут.

— Целителя я оплачу. А вдовам и детишкам пенсию выпишу. Пусть ко мне приходят, буду разговаривать. Эх!

— И все же, Казьмир Федотыч, диверсия это, — упрямо повторил мужичок, надвигая на лоб меховую шапку. — Доски проломиться никак не могли, они крепкие были, я головой ручаюсь.

— Проверим.

Он огляделся и, найдя меня глазами, жестом подозвал к себе. Я подошла.

— Знакомься, Мари — это Онисим Бойков, мастер на карьере. Пока меня нет — он главный. Онисим, это жена моя, Мари. Ежели со мной что случится — она наследница и хозяйка.

Мужичок с сомнением оглядел мой наряд, но спорить не посмел. Стянул шапку, поклонился:

— Здравы буде, Мария…

— Марьяна Игнатовна.

— Во. Марьяна Игнатовна. Сожалею, что вас потревожили.

Я кивнула, ткнула Казимира в бок и шепнула:

— Отвар.

— Потом, — одними губами ответил он.

— Сейчас, и не спорь.

— Ладно, давай.

Я достала из-под одежды флягу и подала Казимиру. Он выпил за раз, поморщился и пояснил:

— Жена меня лекарство от сердечной боли пить заставляет. Строгая она у меня, не забалуешь.

На губах мастера мелькнула слабая улыбка.

— Ну что, Онисим, полезли вниз, что ли, смотреть твои доски? Мари, душенька, обожди в бараке, там печка есть. Не стой на ветру. А как Ильян приедет, так его сюда шли. Он ловкий и глазастый, пусть к нам спускается.

Я кивнула. И поспорила бы, но самой мне лезть в карьер страх как не хотелось. Холодно, мокро, глина скользкая. Тут из женщин только две поварихи и были, а работали лишь мужики, да все молодые. На фабрике вот больше старики и мальчишки, там физическая сила не слишком важна.

Словом, я послушалась супруга беспрекословно. Хотя, конечно, и ему бы не след по грязи лазить, но попробуй его останови! Он не поймет и не простит, если я его на людях уговаривать начну остаться в стороне. Хоть и настаивал Казимир, чтобы я в его дела вникала, но все равно есть работа женская, а есть мужская. Мужикам — глину копать, а женщинам — горячий обед варить, посуду мыть да столы протирать.

Возле печи в бараке было жарко. Я скинула куртку и шапку, взлохматила мокрые от пота волосы. Рядом со мной на лавку опустился Ермол.

— Жива, хозяюшка? Как доехали?

— Ни разу с лошади не свалилась, — вяло ответила я.

— Вот и славно. И куда спешила? Довез бы я тебя ничуть не хуже, чем братца.

— Мне казалось, что чем быстрее, тем лучше.

— А толку-то? Час-другой уже ничего не изменит. Те, кто помер, уже не проснутся. Спешить на свадьбу надобно, а не на похороны.