Книга Нарисую себе счастье, страница 80 – Марианна Красовская

— Я… не справлюсь.

— Я рядом.

Глина была податлива, откликаясь даже на самое легкое прикосновение. Прикусив кончик языка, я старательно лепила тонкое горлышко сосуда… Ровно до тех пор, пока мою шею не обожгло быстрое прикосновение губ. Вздрогнув всем телом, я успела убрать перепачканные глиной пальцы.

— Продолжай, у тебя отлично получается.

Несмело вернула ладони туда, на гончарный столик, за что была вознаграждена прикушенным ушком. Мужские ладони вдруг легли мне на грудь. Сразу и обе.

— Платье мне испачкаешь! — возмутилась я.

— Не-а. Я же маг. Уже очистил руки.

Опустила глаза, убеждаясь в истинности его слов. Одна совершенно чистая рука осталась на груди. Вторая поползла по бедру, собирая в складки тонкую шерсть юбки. Глиняный сосуд окончательно сломался под моими пальцами, но я почти не заметила этого. Куда больше меня интересовало, как далеко Мир готов зайти.

Я откинула затылок ему на плечо, прикрывая глаза и раздвигая колени. Моя покорность была немедленно вознаграждена тяжелым длинным вздохом. Пуговички на платье расстегнулись будто бы сами собой.

Рывком Казимир перевернул меня, усаживая себе на колени. Глаза у него были совершенно шальные. Я вдруг поняла, что и ему этот урок дался непросто. Пальцы в моих волосах, губы на губах. Жадный, собственнический поцелуй, от которого я сама размякла как та глина. Хотелось хватать его за плечи, гладить, трогать, стянуть с него наконец рубаху, но я лишь развела испачканные руки в сторону, опасаясь вымазать его.

Платье распахнулось до пояса, обнажая грудь. Я взвыла от разочарования.

— А ну хватит!

Он застыл, окаменел, не то испугавшись, не то обидевшись.

— Нечестно! — зашипела я. — У меня руки грязные, не могу к тебе притронуться!

— Это всего лишь глина, — фыркнул он. — Я ее люблю и ни капли не боюсь.

Но все же длинным движением пальцев провел по моим кистям, и глина ссыпалась с моей кожи, как иссохшая чешуя. Я тут же вцепилась в ворот его рубахи.

Теперь-то он позволил мне все: и исследовать, и ласкать, и наслаждаться каждым мигом близости. Я никогда не думала, что умею быть столь распущенной и жадной до удовольствия. А он, хоть и пытался быть осторожным и неторопливым, но все же забылся, сорвался. Мы оба получили то, что хотели.

Голова болела нещадно. В последние дни головные боли преследовали меня все чаще. Мы даже не поехали из-за этого на свадьбу к Симеону и Матильде Озеровым, впрочем, я туда и не хотела. Я там не знала никого.

Но так дурно мне не было еще никогда. С трудом поднявшись с постели, я оделась и спустилась в гостиную.

— Где Казимир? — хрипло спросила матушку.

Кокетливо блеснув стеклами очков, она сообщила:

— Мир уехал на фабрику. Тебе не кажется, что его болезнь отступает, причем стремительно?

— Не знаю, я не лекарь, — буркнула я. — Потрогай мой лоб. Я думаю, у меня жар. Голова болит ужасно.

Матушка тут же подскочила и силой усадила меня в кресло. Подложила под спину подушку, прикоснулась губами ко лбу.

— Нет, ты прохладная. Может быть, послать за лекарем?

— Не нужно. Пусть Устя заварит травок каких-нибудь, она, думаю, знает.

— Я скажу. Покушай что-нибудь, милая!

— Я не голодна.

Мысль о еде вызывала лишь омерзение. Аппетита не было совершенно.

— Мне не нравится твой вид.

— Мне тоже. — Я попыталась улыбнуться, но как-то не вышло. И тогда я просто прикрыла глаза.