Книга Княжна. Тихоня. Прачка, страница 112 – Марианна Красовская

— Не думаю, что Ратмиру это понравится, — наконец выдавила из себя я.

— А кто мне Ратмир? Не муж и не отец. И вообще, жив ли он?

— Ты обещала хранить ему верность!

— Я? Когда это? Ах да… но не вечно же! Ой, никто еще никуда не едет. Не смотрите на меня так! Мне еще несколько месяцев толстеть, дурнеть и страдать. Вот родится младенец, там и буду думать.

Мы с Ольгой выдохнули. Действительно. Времени еще много.

— И кстати, у меня подруги спрашивают: прачечная откроется? Скоро зима. Будут танцевальные вечера, недавно открылся театральный сезон. Еще Излом года, большой бал в ратуше, карнавалы… Катание на санях, традиционные снежные гонки… Ой, а шубки ты чистить умеешь? Я свою в прошлом году потрепала. Она теперь не совсем белая.

Я восхищенно и завистливо вздохнула. Вот это веселье! У нас в горах зимой морозы и метели столь сильны, что лишь самые смелые охотники выходят из дома. Даже в гости не всегда можно приехать, что уж говорить о катаниях и карнавалах? Театр, конечно, есть и в Устинске, и в Подгорске, я там не раз бывала. Но просто гулять по улице или, о ужас, кататься на коньках или на санях — это развлечения для простолюдинов. Княжне Снежиной не пристало предаваться пустому безделью. Лучше книги читать, вышивать или музицировать. Ненавижу музыку, кстати.

Я хочу остаться на Юге.

Эта мысль оформилась в моей голове окончательно. Я не вернусь в дом родителей, а отдельно мне жить никто не позволит, а значит — придется мне выдержать еще одно сражение. И я полагаю, оно будет пострашнее, чем схватка с безумным Огневицким.

К моему облегчению, зарядившие дожди и осенняя распутица подарили мне несколько недель передышки. Я чувствовала себя уже очень хорошо, поэтому забрала Амалу и вернулась в свою квартирку, а следом — и к работе. Дела вдруг пошли в гору. Как я и ожидала, сплетни и слухи о моем настоящем имении разлетелись по Большеграду как желтая листва под порывами холодного ветра.

И весь город немедленно захотел взглянуть на княжну-прачку.

Но просто так заходить им совесть не позволяла, и любопытные южане приносили мне всякую ерунду на чистку: старые блузки, платки, перчатки и чулки. Скатерти, салфетки, расшитые петухами рушники… Я сначала стеснялась брать деньги за мелкую работу, но потом поняла, что у меня не благотворительное заведение. За одну серебряную монету дают десять медяков. А сто серебряных можно поменять на золотой. К тому же дел стало так много, что мне пришлось искать помощниц. Одна женщина (вдова, кстати, настоящая, а не как я) теперь сидела за конторкой, записывала новые заказы и выдавала готовые, а вторая девица помогала выводить пятна. Магии на все уже не хватало, и я вспомнила проверенные методы: сода, зола, горчица…

В кухне теперь кипела вода в котле, стоял пар столбом, на веревках висели рубашки и юбки.

Меня почему-то не вызывали в полицию, хотя я этого ждала. Однажды я попыталась сунуться сама — но была вежливо выставлена прочь. А ведь мой сосед был в сговоре с революционерами, он укрывал их в своей цирюльне! Но кто меня слушал… Впрочем, вскоре тело мэтра Люберского было найдено в одной из городских канав — и пролежало оно там не меньше недели. Меня это происшествие не возмутило нисколько, добрых чувств я к покойнику не питала. А как позже оказалось, своевременно скончавшись, он оказал мне неплохую услугу.