Книга Искупление варвара, страница 42 – Руби Диксон

Я оскорблен тем, что она могла подумать такое. Элли — моя, чтобы лелеять ее, моя, чтобы защищать. Я бы никогда не причинил ей вреда и не навязался бы ей силой.

— Меня злит, что ты вообще спрашиваешь об этом.

— Поставь себя на мое место. Ты думаешь, в какой безопасности ты бы себя почувствовал, если бы был на моем месте? Я видела тебя с ней.

И это заставляет меня замолчать, потому что я действительно схватил ее возле са-кoхчка, когда она попыталась убежать. Я думаю о следах на ее худой, грязной руке, и мне становится стыдно. И я думаю об ошейнике, который Тракан надел на нее, и у меня внутри все переворачивается. Чейл права, что не доверяет мне.

— Я не хочу причинять ей боль. Я хотел бы… — я давлюсь словами, охваченный одновременно радостью, разочарованием и эмоциями от того, что у меня есть пара после стольких лет. — Я хотел бы… любить ее. Я ничего так не хочу, как ее счастья.

— Ну, тогда ты был бы первым, кто захотел это для нее, — сухо говорит Чейл. — Тогда позволь мне рассказать тебе все, что я знаю об Элли. Я знаю, что ее последний хозяин держал ее в ошейнике, как собаку, и заставлял ползать голой на четвереньках, просто чтобы унизить ее. Он не думал, что люди умны или чувствительны, поэтому все время оставлял на ней шоковый ошейник. Я знаю, что она никому не доверяет, даже мне. Я знаю, что она не будет есть, если не доверяет еде, которую ей дают. Я знаю, что ей снятся кошмары. Я знаю, что она боится, когда к ней прикасаются, и когда ей страшно, она прячется в маленьких, тесных помещениях. Это говорит мне о том, что в прошлом она подвергалась жестокому обращению, причем довольно часто.

Каждое произнесенное ею слово ощущается как удар ножа. Она рассказывает мне такие ужасы… о моей паре. Я этого не вынесу.

— Прекрати, — хрипло говорю я. — Этого не может быть.

— Почему нет? Ты думаешь, все счастливы как твое племя? Ты купил рабов, мой друг. Ты знаешь, кто покупает рабов на невольничьем рынке? Развратные, больные сукины дети, в которых нет ни грамма сострадания. Для них мы не люди. Мы — ничто.

Некоторые из ее слов не имеют для меня никакого смысла, но в ее тоне есть горячность, которая говорит мне обо всем.

— Я только просил, чтобы в наше племя привели женщин, чтобы наши неспаренные охотники могли иметь семьи.

— Ты. Купил. Рабов. Не думаю, что кто-нибудь забудет это в ближайшее время, — голос Чейл резкий. — Я была рабом уже восемнадцать месяцев, и позволь мне сказать тебе, что это ад. Меня избивали, хлестали плетьми, давали пощечины, кормили отбросами, продавали незнакомцам и обращались как с животным. И это было всего восемнадцать месяцев назад. Я чувствую себя так, словно постарела на восемнадцать лет с тех пор, как попала в плен. — Она медленно качает головой. — Элли никогда не говорила, но я могу сказать по ее глазам — эта девушка была в этой системе уже много лет. Может быть, даже дольше. Кто знает, что это с ней сделало.

Я не могу думать. Все, что я могу делать, это смотреть на маленькую прямую спину моей женщины. Моя грязная, молчаливая самка.

Моя женщина, которая ненавидит, когда к ней прикасаются.

— Я не прикоснусь к ней, пока она меня об этом не попросит, — говорю я Чейл. — Даю тебе слово.

— Милый, — говорит она с тихим, горьким смешком. — Я ни хрена не верю тебе на слово.