Книга Надежда варвара, страница 65 – Руби Диксон

— Там, — бормочет Айша, указывая вперед. — Я вижу скопление корней чадока. Они любят его.

— И вдалеке есть ручей, — соглашаюсь я, замечая клубы пара, поднимающиеся от голубой нити в дальнем конце долины. Я останавливаюсь и оглядываюсь на нее, идущую рядом со мной. — Это хорошее место. Может быть, нам стоит выкопать несколько корней и оставить их на наших тропинках?

Она прикусывает губу, ее маленькие клыки белеют на фоне рта.

— Я не знаю, хорошая ли это идея. Что, если они продолжат думать, что мы их кормим? Возможно, нам следует просто убедиться, что наш след проходит мимо растений, и позволить им разобраться с остальным.

Я киваю в знак согласия. То, что она говорит, мудро.

Вторую половину дня мы проводим, прогуливаясь по долине, останавливаясь у каждой группы растений. Здесь много разнообразной листвы, которой достаточно, чтобы прокормить несколько семей мэтлаксов в течение нескольких сезонов. Айша воодушевляется, когда оглядывается назад и видит, что мэтлаксы останавливаются у нескольких растений, чтобы выкопать их. К тому времени, как солнца начинают опускаться на небе, мы уже несколько раз обошли долину и останавливались у каждого клочка зелени в надежде, что они поймут, что мы пытаемся им показать. Моя пара начинает уставать, ее шаги замедляются с течением дня. Она устала, но когда я предлагаю вернуться в пещеру, она отказывается.

— Мы должны убедиться, что у них есть еда, — говорит она мне, протестуя.

— Сегодня мы несколько раз водили их мимо еды, — терпеливо говорю я. — Они знают, как найти еду, иначе они бы не дожили до совершеннолетия. Оставь их в покое, Айша. С каждым часом будет становиться холоднее, и мы должны вернуться в пещеру, чтобы не замерзнуть.

— Но… — начинает она, а затем вздыхает, разводя руками. — Прекрасно! Мы возвращаемся в пещеру. — Она топает прочь по тропинке, которую я прорубил для нее в снегу.

Она знает, что я прав, и поэтому я не злюсь на ее разочарование. Айша всегда была горячей штучкой. Я двигаюсь, чтобы идти рядом с ней, не отставая от ее сердитого бушевания. Она игнорирует мой хвост, когда я глажу ее, что является признаком того, что она сердита, как и ее сгорбленные плечи и гробовое молчание.

Я позволяю ей немного подуться, а затем, когда она продолжает молчать, я решаю подтолкнуть ее.

— Айша.

— Что? — ее тон угрюмый.

— Ты злишься? Мы обещали, что расскажем друг другу, если будем расстроены, помнишь? — Это одна из многих хороших бесед, которые у нас были за последние два дня. Одна из наших больших проблем заключается в том, что мы не разговариваем друг с другом, поэтому мы договорились, что если мы расстроимся, то скажем об этом друг другу. Это хорошее правило, но нам не приходилось применять его на практике… до сих пор. В прошлом я бы позволил Айше бушевать сколько угодно, предполагая, что она выбросит это из головы. Однако я начинаю понимать, что ее гнев — это сигнал для меня обратить внимание. Что, когда ее ранят, она становится колючей, потому что ей больно, и ей нужно отвлечься от этой боли. Поэтому я позабочусь о том, чтобы она не зацикливалась на этом. — Поговори со мной.

— Да, я злюсь, — огрызается она в ответ, бросая на меня раздраженный взгляд через плечо. — Разве это не очевидно?

— Скажи мне, почему.

— Потому что я еще не готова уйти!