Книга Надежда варвара, страница 71 – Руби Диксон

— Мне тоже, — бормочу я. Мой кхай поет ему так громко, что кажется, будто он пытается заглушить звуки наших собственных голосов. Химало смотрит на меня снизу вверх, на его лице написано неприкрытое желание. Я знаю, что если я скажу ему спариться со мной сейчас, он опрокинет меня на спину и окажется внутри меня прежде, чем я успею сделать еще один вдох.

Эта мысль возбуждает… и в то же время пугает. Что произойдет после этого? Должна ли я растить наш комплект в одиночку? Мы пара? Мне нужно от него больше, прежде чем я смогу двигаться вперед. Прошлой ночью, когда он доставлял мне удовольствие, это было хорошо, но я все еще в замешательстве.

— Мы можем на этом остановиться? — шепчу я. — Мне нужно подумать.

Он наклоняется и прижимается своим ртом к моему в легкой ласке. Никаких голодных движений языками. Просто прижался своими губами к моим.

— Конечно.

— Спасибо. — Я соскальзываю с его колен и выпутываю свой хвост из его, и мне становится грустно от того, что я не хочу продолжать. Спаривание — это не что иное, как соединение двух тел ради удовольствия. Беспокоиться не о чем.

Но это кажется важным. В следующий раз, когда мы дойдем до этого, все должно быть обговорено.

***

Воздух между нами словно сгустился от напряжения, и остаток дня мы проводим в беспокойном спокойствии. Мы разговариваем, смеемся и работаем, но есть что-то, что выбивает нас обоих из колеи. Мое влагалище кажется горячим и нуждающимся, и я хочу просунуть свою руку — или его лицо — между своих бедер и снять напряжение, но мне кажется, что это то, чего я не должна делать. Нет, пока я не успокоюсь.

Корень снаружи все еще нетронут. Мэтлаксы не вернулись, и когда утром всходят солнца, мне грустно видеть, что погода приятная, а небо ясное. Это значит, что я должна попрощаться с Шасаком навсегда. Я знаю, что он уже ушел, но часть меня надеялась, что я найду их снаружи пещеры, ожидающими, и мать вернет мне свой комплект. Я полагаю, это всего лишь мечта. Это все еще печалит мое сердце.

Химало, кажется, чувствует мое горе. Этим утром он полон ласк и утешительных прикосновений, пока мы одеваемся слоями и пристегиваем наши рюкзаки. Он дарит мне глубокий, испытующий поцелуй, прежде чем мы выходим из пещеры, и я так задыхаюсь и отвлекаюсь от его губ, что совершенно забываю о грусти, когда он берет меня за руку, и мы уходим, направляясь обратно домой.

Путешествия в суровый сезон быстро утомляют. Я по-новому оцениваю то, через что охотникам приходится проходить изо дня в день, пока я сижу в хижине, уютно устроившись у костра. Воздух такой холодный, что каждый вдох обжигает, и каждый кусочек кожи, подвергшийся воздействию воздуха, немеет. Снег глубже, чем я когда-либо видела, и Химало быстро берет инициативу в свои руки, чтобы своим большим телом проложить мне тропинку позади него. Я становлюсь раздражительной от усталости, и мне хочется отчитать его за то, что он оставил племя — и меня — позади. Но каждый раз, когда я открываю рот, чтобы пожаловаться, я вижу мысленный образ его, распростертого на снегу, а мэтлаксы стоят над ним. И я сдерживаю свой гнев. Путешествие не из приятных, но мы оба в безопасности.

Однако из-за высокого снега наше путешествие происходит медленно, и к тому времени, когда небо начинает темнеть, мы и близко не подходим к защищенной пещере охотника. Однако Химало не беспокоится. Он находит нам укромное местечко рядом со скалистым обрывом, и мы оба собираем дополнительное топливо, чтобы жечь его всю ночь. Мы разводим костер и прислоняемся спиной к скале, и между ними все не так уж плохо. Я все еще дрожу, несмотря на свои меха, и поэтому Химало заключает меня в объятия, и мы прижимаемся друг к другу у теплого огня.