Онлайн книга «Где распускается алоцвет»
|
Нравы в Краснолесье за триста лет, конечно, поменялись в лучшую сторону, однако с нечистью, которая бедокурит, никто и сейчас уживаться бы не стал. – Колдуна, наверное, позвал, – предположила Алька. – Или ведьму. Тётя Тина макнула зефир в чай, поболтала, потом облизала длинным зеленоватым языком – и подмигнула: – Верно думаешь. Мужик не дурак был, долго терпеть не стал. Кликнул ведьму. Ведьма велела всем из дома уйти, а потом по углам махнула чем-то, а посередине горницы миску со сливками поставила и говорит: выходи, мол. Ну я и вышла, хоть и оробела. А она говорит потом: расскажи, мол, что у тебя за горюшко. Я и рассказала. А она послушала-послушала и говорит… – Тётя Тина сделала паузу, вздохнула глубоко и, состроив строгое лицо, произнесла тоненьким голосом: – «Экая он скотина!» Алька невольно рассмеялась – так ярко она это представила. – А дальше что было, тёть Тин? Она отвернулась: – А дальше ведьма достала из мешочка на поясе горсть зерна, обсыпала меня и сказала: «Из тины ты вышла – Тиной тебя и нарекаю». И тут я чувствую, что потяжелела будто вся, да и в голове прояснилось… Ведьма же меня за руку взяла и увела из того дома за собой, как ребёночка. По дороге успокаивала всё, что теперь-то уж хорошо будет, она меня научит хлеб печь и честным трудом жить, долго-долго… И правда, ведь воспитала и выучила! – чуть повысила голос тётя Тина. – Ну с тех пор я тут и живу. А ведьма та, Алика… Ведьма та была в веночке – в веночке из синих васильков. Альку бросило в холод. «Вот оно. Значит, и я могу так?» – Выходит… – Она сглотнула. – Выходит, это была моя, э-э, пра-пра-пра… – Пра-пра-пра, – необидно передразнила тётя Тина. – Ну да, что есть – то есть. Говорю ж, кому спрашивать о том, как я человеком стала, если не тебе… Слушай, вижу, зефир тебе пришёлся по вкусу – вот и забирай его, всё равно продавать не стану. Эх, слишком щедро мяты сыпанула… Домой Алька возвращалась, нагруженная подарками. Отказываться было неловко – только не после рассказа о том, как тётю Тину спасла и приютила ведьма из рода Васильков. Пока они договорили, пока допили чай – уже стемнело. Осиновый огонь поугас, почернел; зато звуки в темноте разносились дальше. Алька шла, иногда прикрывая глаза, погружённая в момент, в звонкое и пронзительное «сейчас», и чувствовала, как мягкий не по-осеннему ветер ласкает лицо, слышала, как шелестят листья-монетки на осинах… Звуки разгорающегося скандала она тоже услышала издалека. – …а я говорю – в задницу себе свой жетон засунь, я и без него знаю, кто ты есть! – Если знаете, то почему не пустите? – Не хочу и не пущаю! Надо – с бумажкой приходи. – Послушайте, это ведь не обыск, мне просто нужно… – Вот я сейчас в городскую управу позвоню, там разберутся, чего тебе нужно! Ишь! А ну пошёл отсюда! «Надо же, баб Яся ругается, – поняла Алька и оторопела, опознав другой голос. – А второй… Дрёма, что ли? Серьёзно?» Это и правда был он. В пижонском сером пальто – нараспашку, до земли; с пышным белым шарфом, который небрежными складками лежал на плечах, скорей как украшение, нежели для согрева; в узких брюках и в начищенных до блеска ботинках, в которых отражались фонари. Чуть поодаль стояли два автомобиля, припаркованные на обочине. В одном, пижонском белом, Алька узнала тот, на котором ездил сам Дрёма, а у второго, у здоровенного внедорожника, курили и зубоскалили между собой три человека, почти невидимые в темноте. Двое мужчин, одна женщина, высокая и плечистая… В машине тоже кто-то сидел, но видно было только неясный силуэт, подсвеченный экраном телефона. |