Книга Хрущевка княжны Соколовской, страница 17 – Полина Змееяд

К середине первой статьи, которую я взяла в руки, я уже начала думать, что решение доказать свою профпригодность было опрометчивым. Но отступать некуда. С огромными усилиями я выуживала из памяти Маргариты местные правила, но по большей части полагалась на литературный слух. Не знала, принадлежит ли он мне или прежней владелице нового тела, однако другого ориентира все равно нет.

Может, пойти в библиотеку и взять словарь? Ага, и меня сразу уволят, когда я полезу проверять какое-нибудь простое слово вроде «линiя» или «мiръ».

На проверку первого текста, написанного, судя по размашистому карандашному росчерку, Григорием Остаповичем – тем самым пузатым стариком – я отложила листы и опустила голову на сложенные на столе руки. Я думала, что осталась на кафедре одна: слышала, как несколько раз хлопала входная дверь, но не обращала внимания, кто приходит и уходит.

– Княжна, как вы себя чувствуете? – обеспокоенный голос Владислава, раздавшийся за спиной, испугал.

Я вздрогнула и тут же выпрямилась.

– Все в порядке, – процедила я. Вот уж ему точно не буду душу изливать.

– Легкая головная боль и замедление мыслей нормальны после открытия дара, – равнодушно бросил он и, судя по шороху документов, продолжил заниматься своими делами.

Головной боли точно было бы меньше, если бы не местные орфографические особенности.

Чтобы отвлечься от них, я снова взяла статью, в которой исправила лишь несколько опечаток, и пробежала по ней взглядом, стараясь не заострять внимание на повсеместных «ять», которые резали глаз особенно сильно и предвещали кучу проблем из-за сложных правил употребления. Постаралась вникнуть в смысл, и вскоре мне это удалось.

Статья касалась изменений в российском обществе, которые произошли в середине восьмого тысячелетия от сотворения мира. Костин – именно такую фамилию носил пожилой профессор – писал об усложнении социальной структуры и пытался в своей статье хотя бы как-то ее упорядочить. Судя по списку использованной литературы, до него новым общественным порядком никто еще не озаботился.

Значит, кафедра социологии. Или не совсем?

Я мельком взглянула на черновик, оставленный на моем столе Юлией Петровной. «Вера в первоначальную силу и ее влияние на социальную структуру средневековой Европы». От множества вопросов, которые породила в моей голове эта строка, голова снова разболелась. Они тут, значит, не только маги, но и вера у них другая.

А кафедра, по всей видимости, занимается не только современным обществом, но и процессом его развития. Что-то вроде европейском социальной антропологии в моем мире? Как же сложно! После работы – срочно в библиотеку, мне надо взять хотя бы базовый учебник по этим самым «наукам об обществе и человеке».

Я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Поддаваясь привычкам Маргариты, потянулась к верхнему ящику стола и выудила оттуда изящную фарфоровую чашечку с едва заметным сколом над тонкой ручкой. Покосилась в сторону чайника, но тело охватила такая слабость, что я опасалась подниматься на ноги.

За спиной послышался тяжелый вздох. Скрипнул старый стул, Владислав прошел мимо моего стола, подхватив пустую чашку, и наполнил ее растворимым кофе из жестяной банки. Намного более ароматным, чем тот, к которому я привыкла в своей прошлой жизни.