Книга Хрущевка княжны Соколовской, страница 90 – Полина Змееяд

– Может быть. Но знатные дамы с дочерьми на выданье нескоро забудут, как некий князь преследовал семью отказавшей ему девушки, – на лице Снежина от злости заходили желваки, отступать он явно не собирался.

Я огляделась и заметила, что наша дискуссия уже начала привлекать внимание. Плохо, надо срочно сворачивать боевые действия.

– Не понимаю, о каком преследовании вы говорите. И не стоит думать, что я не ценю ваше стремление к правде. В какой-то мере я даже уважаю ваше желание помочь моей работнице, которую у меня, увы, не было возможности оформить по всей строгости закона. Но со своей стороны я не могла допустить пустых обвинений, поймите, – я обезоруживающе улыбнулась. Говорила громче, чем следовало, чтобы всем вокруг стала очевидна причина дискуссии.

Ну давай же, успокойся! Пойми, что я остатки твоей репутации тоже пытаюсь спасти. Одно дело – перешептывания кумушек за закрытыми дверьми, но совсем другое – публичный скандал, который ты пытаешься тут устроить. Включи уже мозги, заткнись и проваливай!

Наверное, в моем взгляде отразились все те нецензурные эпитеты, которые ужасно хотелось высказать в адрес Снежина. Его злость немного утихла, он тоже заметил людей, количество которых вокруг нас постепенно росло.

– Что ж, рад, что вы на меня не в обиде, княжна, – пробормотал он и ретировался в сторону дверей в концертный зал.

И хотя атмосфера вроде бы стала спокойнее, меня терзало смутное предчувствие, что эта сцена – далеко не финал представления.

Когда мы наконец расселись по местами, и заиграли первые аккорды классических симфоний, я немного упокоилась. Теперь все внимание оказалось приковано к выступающим, среди которых время от времени появлялась и Марина.

Они с Павлом действительно чередовались, но спустя час концерта я начала замечать, что юноша едва заметно морщится, исполняя предпоследнюю композицию. Сцену от первого ряда кресел отделяло довольно большое расстояние, и разглядеть эмоции на точеном белом лице было не так-то просто. Кажется, никто больше не замечал трудностей парня.

Никто, кроме Марины. Она стояла за кулисами и переминалась с ноги на ногу. Я не видела ее, только ощущала движение за плотными зелеными шторами. Она то порывалась шагнуть вперед, то отступала, мерила шагами узкое пространство за сценой и тревожно поглядывала в сторону рояля.

Павел поджал губы и побледнел сильнее обычного. Марина не выдержала и шагнула на сцену.

Она вышла, будто так и задумано для выступления: медленно и плавно двинулась между играющих, опустилась на широкую скамейку перед роялем рядом с юношей и они начал играть в четыре руки. Постепенно Павел передал ведущую роль Марине, сам же только брал нижние аккорды ,придавая мелодии глубину и выразительность.

После окончания этой композиции я аплодировала вполне искренне. И слышала перешептывания пожилых дам, сидящих позади, о том, какая красивая пара могла бы получиться из молодого барона и юной княжны. Я, пожалуй, могла бы с ними согласиться, но уверена, Марина и слышать не захочет ни о чем подобном.

В последнем номере концерта за роялем осталась только Марина. Она играла с чувством, полностью отдавая музыке. Казалось, для нее вовсе не существует ни сцены, ни зала, ни других выступающих. Впрочем, под последних она иногда подстраивалась, если те сбивались с такта, но это случалось не так часто и почти незаметно. детям все прощали такие мелкие оплошности.