Книга Игры титанов: Вознесение на Небеса, страница 165 – Хейзел Райли

— Если её не отпустишь, останешься без рук до конца жизни. Не шучу. Отпусти.

Хейвен сама дёргается и вырывается. Я только усугубляю. Если раньше она злилась, теперь ненавидит.

— Я не хочу больше ничего слышать, Арес. Ты не к месту, и ты оскорбителен. — Её глаза пронзают меня как две шпаги. — Я люблю Хайдеса, до тебя ещё не дошло? Иди клеить кого-нибудь ещё. И самое главное — оставь нас в покое. Он только что потерял сестру.

Я раскрываю рот.

Меня опережает Хайдес. Он, в отличие от Хейвен, звучит мягче — странно.

— Иди к себе и собирай вещи к вылету в Йель.

— Я…

— Хватит, Арес, — обрывает Хейвен. Отходит и падает на кровать, оставляя Хайдесу честь хлопнуть дверью у меня перед носом.

— Я… мне очень жаль, — шепчу.

Почему правильные слова приходят всегда не вовремя — когда всё уже сломал?

Потому что это я. И список того, о чём я жалею, что сказал, куда короче списка всего, о чём жалею, что промолчал.

Глава 29. СПИСОК ВЕЩЕЙ, О КОТОРЫХ Я ЖАЛЕЮ, ЧТО ПРОИЗНЁС ВСЛУХ

Арес

Мы вернулись в Йель два дня назад, и два дня я не вижу Хейвен. Кто-то сказал бы, что это странно, ведь мы соседи по комнате. Но именно в этом и проблема. Она меня избегает. Утром заходит только тогда, когда уверена, что меня нет, чтобы забрать свои вещи, а ночует у Хайдеса.

То, чего она не знает, — это то, что именно я делаю всё, чтобы нас не сталкивало. Ухожу из комнаты в девять, иду в библиотеку и предупреждаю Посейдона, чтобы он передал Гермесу, а тот — Хейвен. Если она не хочет меня видеть, я не стану навязываться.

Я не вынесу, если она снова посмотрит на меня так, как в ту ночь в Греции. Когда я устроил свой жалкий спектакль.

В библиотеке мы пересекаемся лишь на секунды. Я не сижу за нашими обычными столами, где обычно собираются Лайвли. Держусь у самой двери. Это единственный способ: увидеть, как она входит, как мельком бросает на меня взгляд и проходит мимо, оставляя за собой знакомый след аромата.

И ещё — все злые на меня. Зевс и Гера отчитали меня в хвост и гриву, узнав о моём шоу. Афина пригрозила ножом прямо в кафетерии:

— Если ещё раз потревожишь моего брата, я тебе твои яйца отрежу. Ясно?

Яснее ясного. Она из тех, кто держит слово.

Единственные, кто мне ничего не сказал, — Лиам и Гермес. Им тоже не понравилось то, что я сделал, но это же Лиам и Гермес — витают в своём мире.

Я сам решил не садиться рядом с ними в библиотеке. Боюсь их взгляда. Впервые в жизни мне важно, что обо мне подумают. Обычно, если я вношу хаос, то потому что хочу. Потому что мне нравится всё портить. Но не в этот раз. Я не хотел. Я просто запаниковал. И, между прочим, по уважительной причине.

Я утыкаюсь в книгу и щурюсь. Уже два дня застрял на пятой странице. И это — страница с оглавлением. Мысли всё время уплывают. Пока солнечный луч не пробивается сквозь стекло и не бьёт меня прямо в лицо. Яркий, ослепляющий, беспощадный.

Дёргаю головой, но свет будто преследует меня. Нужно срочно сменить место. Но все столы заняты.

Солнце бьёт во второй раз, и я выдыхаю болезненное ругательство.

Пот струится по вискам, ручка выскальзывает из пальцев. Ладони скользкие, пальцы дрожат.

Надо уходить. Срочно.

Не вынесу.

Не могу…

Дыхание сбивается, я хватаю ртом воздух, пока девушка рядом не касается моего предплечья:

— Эй, с тобой всё в порядке?

Хотел бы извиниться за то, что сейчас сделаю, но времени нет. Мозг — подлый ублюдок. Она не может знать, что трогать меня — худшее, что можно было придумать.