Книга Игры титанов: Вознесение на Небеса, страница 273 – Хейзел Райли

— Гермес, — произносит Рея ровно.

Гермес подаётся вперёд и сгребает у Хайдеса все приборы.

Хайдес уже готов встать; Афина хватает его за руку и усаживает обратно. Я держу ладони под столом, надёжно спрятанные скатертью. Сжимаю их в кулаки так сильно, что костяшки белеют.

— Зачем мы здесь? — спрашиваю, едва нахожу в себе достаточно спокойствия, чтобы не сорваться на крик.

Кронос выглядит утомлённым нашими вопросами — и ещё больше нашим нежеланием составлять ему компанию. Он окончательно отодвигает тарелку и откидывается на спинку стула — больше похожего на трон.

— Хочу дать Артемиде последний шанс, — говорит он. — Последнюю возможность обойтись без игры лабиринта.

Теперь он полностью завладел моим вниманием.

— Что это значит? Как?

Ему по вкусу моя жадность до ответов, и я тут же жалею, что выдала её так явно.

— Бал в три, — произносит он. — Сегодня ночью, в три, ждём вас в бальном зале на последний танец и… последнюю игру.

Падает тишина. Я слышу, как сердце разгоняется всё сильнее.

— Что за игра? — выдыхаю.

— Сюрпризы не портят, Артемида, — мягко одёргивает он. Снова берёт вилку. — Но ничего слишком опасного.

— Ты хочешь дать ей последний шанс… — начинает Зевс, прочищает горло. — Или ты просто боишься: ведь вместе с Хейвен туда идёшь и ты, а не уверен, что выйдешь первым и победишь?

Вдруг встревает Лиам:

— Если подумать, лучше попробовать эту последнюю игру до лабиринта. Лабиринт-то Кроноса, верно? Для него победа железная.

Спасибо, Лиам, прям бальзам на душу.

— Игры лабиринта придумал не Кронос, — спокойно говорит Рея. Она ест чинно, мелкими кусочками. — Их придумали его родители: Уран и Гея. Только они знают их точно.

У меня отвисает челюсть.

Она говорит о них в настоящем времени. Они… живы? Должны быть.

Взгляд Кроноса скользит по лицам, от племянников к детям:

— Мы с Гиперионом тоже были в лабиринте. И наши воспоминания испорчены не меньше ваших. Мы сверялись когда-то, но так и не поняли, что именно там происходит. Единственное, что я могу контролировать, — расположение живых стен, но и его я не в силах удержать в памяти — место слишком велико. Таковы правила.

По лицам Хайдеса, Афины и Гермеса понимаю: для них это тоже новость.

— Так что нет, — продолжает Кронос, дав нам секунду переварить информацию. — У меня нет преимущества в лабиринте. Но я настолько хочу сделать Хейвен одной из нас, что вошёл бы туда и играл бы с ней. Миллион раз. — Он заканчивает, прибивая меня взглядом к месту. В янтарных глазах — решимость и нечто похожее на нежность.

— Кто-нибудь вообще задумывался, почему этому человеку так нужна Коэн в дочерях? — морщит лоб Арес. — Я вот живу с ней в одном блоке, мне с лихвой хватает. Ты уверен, что она тебе нужна в приёмных дочерях?

Кронос допивает вино и несколько секунд смотрит в пустой бокал. Камердинер уже рядом, доливает.

— Благодарю.

Мы все ждём ответа, который вроде бы и не предвидится. И всё же что-то в его позе даёт надежду, что он нас удовлетворит.

— Знаете, у каждой травы и у каждого дерева — свой срок цветения, — произносит Титан.

— И это сейчас-то при чём? — бурчит Арес.

— Всё в жизни требует времени.

Тишина густеет.

— «Вы узнаете, но не сейчас» было бы короче, — презрительно бросает Хайдес.

Кронос не реагирует, но я не упускаю вспышку раздражения, полоснувшую его лицо. Внутренний голос шепчет: это куда больше — отвращение, злоба. Если не чистая ненависть. От этой мысли становится страшно, я отвожу взгляд. Я боюсь того, что он замышляет. Боюсь, что он хочет навредить Хайдесу.