Книга Кровь песков, страница 71 – С. К. Грейсон

— Добыча моя. — Сабля щёлкнула, возвращаясь в ножны. Она перешагнула через зверя, не поворачиваясь ко мне спиной — недоверяла. И правильно.

Она выдернула коротыш из шеи — нож едва с ладонь, — вытерла о штаны и сунула за пояс. Кровь размазалась по бёдрам и животу, и от этого зрелища во мне шевельнулось странное.

— Маловат нож для каракала, — вырвалось раньше думы. Надо бы поискать новую цель, но ноги будто приросли к боку Алзы. И кобылица сама не рвалась идти.

— Лучше пращи. Да и я отвлекла его тушкой суслика — заранее бросила.

Я наморщил лоб — маска толкнулась в брови.

— Раз уж у тебя уже был суслик — зачем каракал?

Взгляд, которым она меня прибила, выворотил что-то в памяти. Я увидел те же глаза — и у горла моё лезвие, и воздух, трещащий от магии. Этот взгляд приходил ко мне в сны слишком часто за последние месяцы.

— Кира, — выдохнул я, перебивая её ответ. Месяцы прошли с той ночи, когда она назвала имя, которого я и не спрашивал, — а я всё просыпался с ним на языке. То, что она ушла, меня раздражало; то, что я позволил — бесило. Дважды я не решился перерезать ей горло, и мысль о том, что где-то живёт последняя, кто видел моё лицо, чесалась, как заживающий клеймённый шрам. Да, я тогда повернулся к огню — тушить горящие шатры — а она рванула в ночь. Я решил — не выжила. Сны… считал их памятью о собственной слабости. А теперь Кира стояла передо мной — другая. Где раньше спутанные тёмные волосы — теперь тяжёлая, блестящая в солнце масса кудрей, самый тёмный каштан. Щёки налились, сердцеобразное лицо стало чётче; глаза глубоко посажены, над ними смелая дуга брови — вид гордой силы. Внешность изменилась — неудивительно, что я не узнал сразу, — но упрямство во взгляде осталось прежним.

Она рывком поднялась и снова выхватила саблю, серебряный клинок вспыхнул у меня перед лицом.

Я опустил лук и поднял ладони.

— Я намерен соблюдать правила Испытаний. Ты в безопасности… пока.

Она не вложила клинок, но опустила кончик на пару дюймов. Цокнула языком — и послышались копыта. Когда из-за поворота вышел золотистый жеребец, я едва не поперхнулся.

Боевой конь лорда Аласдара — Бладмун — подошёл к женщине как ни в чём не бывало, хотя я заметил, как тёмный глаз скользнул по мне — и мне померещилось презрение. Думаю, мой взгляд не был мягче: не раз его удар ломал мне рёбра. Я мог бы догадаться, что Кира увела его в ту бурю, но скорее верил, что он сам ушёл, когда сверкнула молния. Он почти дикий. Никого не любит — даже лорда Аласдара.

Похоже, что-то изменилось. Бладмун ткнулся ей в грудь, игнорируя обнажённую сталь, выпрашивая ласку. Она не отводила от меня взгляд, но потрепала его по носу. Я помнил, как едва не лишился пальцев, когда попытался коснуться — зубы у него быстрые.

Я перекинул лук за плечо и подавил вздох. Кто бы она ни была для пустыни, рядом с ней меня расшатывает. Мне нельзя терять фокус — слишком многим это грозит.

С оружием в ножнах Кира стала спокойней. Одной рукой она подняла каракала и легко вскинула тушу на спину жеребца. Сама прыгнула следом — на такую высоту — будто ничего.

— Я не знаю, что ты задумал, но тебе это не сойдёт с рук, — бросила она, разворачивая коня коленом. — Я знаю, что вы готовите Келвадану. Мы готовы. Я не дам городу пасть.

Она тронула Бладмуна и ушла лёгким кантером к горам, подняв пыль. Я прищурился ей вслед — и лишь тогда понял, как высоко уже солнце.