Книга Академия над бездной. Оседлать шторм, страница 57 – Рина Ских

Когда бал наконец-то завершился и мы шли обратно в нашу комнату, я чувствовала себя выжатой как лимон.

— Ты теперь самая обсуждаемая персона в академии, — сказала Элара, когда мы остались одни. — Ты понимаешь, что это значит?

— Что теперь мне будет еще сложнее прятаться за пальмами? — предположила я.

— Это значит, что теперь тебе нельзя ошибаться. Ни разу. Все будут следить за каждым твоим шагом.

Она была права. Танец с драконом имел свою цену. Я больше не была невидимкой. Теперь я стояла на сцене под светом софитов и от меня ждали представления.

Следующие дни выдались странными — будто кто-то подменил привычную академию на похожую, но с едва ощутимыми сдвигами.

Коридоры, по которым раньше разносился смех и ехидные замечания, теперь встречали меня настороженным молчанием. Те, кто еще неделю назад бросал колкости, теперь вежливо кивали, глядя в пол, или поспешно сворачивали за ближайший угол.

Изменились не только студенты. Взгляды преподавателей стали внимательнее, осторожнее. На уроках теперь обращались ко мне с подчеркнутым уважением, как к представителю редкого и потенциально ядовитого вида. Даже профессор Флин, который когда-то со священным наслаждением записывал каждый мой провал, теперь проявлял сдержанную заинтересованность.

Когда я на его уроке случайно превратила воду в чаше в желе со вкусом мяты, он не стал делать мне выговор, а лишь задумчиво записал в свой журнал: «Спонтанная трансмутация жидкости в коллоидную массу. Требуется дальнейшее наблюдение». Я чувствовала себя экспонатом в музее.

Самое странное, однако, случилось с Мариусом. Он больше не задирал меня, но и не избегал. Просто существовал где-то рядом. Мы сидели в одном классе, проходили мимо друг друга в коридоре, и каждый раз между нами пролетал тонкий, невидимый ток напряжения. Он делал вид, что не замечает меня, но я видела, как иногда его пальцы чуть сжимаются в кулак, когда я смеюсь или что-то отвечаю преподавателю.

Это было не равнодушие, скорее ожидание. Напряженное, ледяное молчание, под которым копились несказанные слова.

Развязка настигла меня поздним вечером, спустя несколько дней после бала. Я возвращалась из библиотеки, коридоры были пусты, факелы потрескивали, отбрасывая пляшущие тени. И вдруг — шаги. Мариус вышел из-за угла, молча перегородив мне путь.

— Нам нужно поговорить, — сказал он низким голосом, без приветствия, без объяснений.

— О, ты умеешь формулировать просьбы? Прогресс, — не удержалась я.

Он не отреагировал, только тихо выдохнул.

— Мой отец в ярости. Он считает, что ты и ректор оскорбили честь нашего рода. И он не оставит это без последствий.

— Я заметила, что твой отец не слишком устойчив к критике.

Мариус резко поднял взгляд. Его глаза блестели, но не злобой — тревогой.

— Ты не понимаешь. Он не будет действовать открыто. Он сделает все тихо, через других. Против лорда Валериана не рискнет идти, но вот ты… ты уязвима. Он попытается выставить тебя угрозой. Доказать, что ректор ошибся. Что ты — ошибка. И если Валериан допустил оплошность с тобой, и другие его решения можно подвергнуть сомнению.

Слова звенели в воздухе, как брошенные осколки льда. Я стояла, не зная, что сказать. Это было предупреждение. Настоящее. И от него веяло не надменностью — страхом.

— Зачем ты мне это говоришь? — спросила я наконец.